— Очень странно, — пробормотал он.
Рой склонился над монитором. Сероватое изображение дна озера вдруг сделалось волнистым, затем вовсе исчезло, и по экрану взад-вперед побежали, накладываясь друг на друга, остроконечные линии.
— Диск отскакивает от дна? — предположил он.
— Нет, — ответил Уоффорд, проверяя глубину. — Он идет в сорока метрах от дна озера.
Помехи продолжались еще несколько секунд, затем исчезли так же внезапно, как и появились. Экран снова показывал ровный ясный контур.
— Возможно, какому-то местному осетру понравился наш диск и он решил отхватить от него кусочек? — пошутил Уоффорд, довольный что оборудование снова работает нормально. Последние его слова отчасти заглушил далекий низкий рокот, эхом пронесшийся над водой.
Затем послышался еще более далекий и низкий гул, похожий на отголосок громового раската, незнакомый исследователям. Отзвук его стоял над озером примерно полминуты. Все разом повернули головы на север, откуда донесся необычный грозный шум, но источника его не увидели.
— Строители ведут взрывные работы? — недоуменно проговорила Тереза, пытаясь найти объяснение происходящему и заглушить тревогу.
— Возможно, — ответил Рой. — В любом случае это далеко отсюда.
Покосившись на монитор, он заметил краткий всплеск шума, исказившего изображение, после чего картинка вновь стала ясной и четкой.
— Мне все равно, что это, — поморщился Уоффорд, — лишь бы наше оборудование не вышло из строя.
Десятью милями севернее Руди Ганн сошел с мостика русского исследовательского судна, выкрашенного в серый цвет, и оглядел лазурное небо. Сняв очки в роговой оправе, он протер стекла, снова надел их и посмотрел вверх. Покачав головой, он вернулся на мостик и тихо произнес:
— Странно. Похоже на гром, а на небе ни облачка.
В ответ раздался добродушный смех доктора Александра Саргова. Высокий, дородный, с гривой черных волос и черной окладистой бородой, он походил на циркового медведя. Внушительная внешность доктора смягчалась его веселым нравом и теплым взглядом светящихся жизнелюбием темных глаз. Геофизик из лимнологического института при Российской академии наук часто закатывался раскатистым заразительным смехом, особенно когда его работу, как сейчас, оплачивали очередные американские друзья.
— Какие вы, западники, все-таки потешные, — проговорил он с сильным акцентом, не переставая смеяться.
— Александр, вам следует простить Руди, — раздался мягкий глубокий голос с противоположной стороны мостика. — Он никогда не жил в сейсмоопасных районах. Зеленые глаза Дирка Питта, шуткой поддержавшего своего представителя, искрились радостью. Глава Национального подводного и морского агентства оторвал взгляд от ряда мониторов, поднялся во весь свой высокий, шесть футов, рост и потянулся. Пальцы его поднятых вверх рук коснулись потолка. Два десятка лет подводных путешествий не одряхлили его тела, он был все так же мускулист и подтянут. Лишь сетка морщинок под глазами и седина на висках говорили о беспрестанной борьбе с возрастом.
— Сейсмоопасных? — задумчиво повторил Ганн. — Где-то происходит землетрясение. — Смышленый заместитель директора НУМА, выпускник военной академии в Аннаполисе и бывший офицер ВМФ удивленно разглядывал озеро. — Мне доводилось пару раз их ощущать, но никогда — слышать, — сообщил он.
— Слабенькие действительно не слышно, если не считать звона посуды в серванте, но сильные издают звук, похожий на грохот несущегося на тебя локомотива, — сказал Питт.
— Под Байкалом часто отмечается тектоническая активность, — прибавил Саргов. — И землетрясения здесь не редкость.
— Лично я могу обойтись без них, — застенчиво произнес Ганн, наблюдая за мониторами. — Надеюсь, они не помешают нам собирать данные о подводных течениях.
Объединенная российско-американская группа ученых, находившаяся на борту научно-исследовательского судна «Верещагин», занималась поисками не нанесенных на карты подводных течений на Байкале. Питт, не любивший протирать штаны в вашингтонской штаб-квартире НУМА, возглавил небольшую экспедицию, куда по соглашению с правительством США входили ученые из Иркутского лимнологического института. Русские обеспечили команду ученых судном с экипажем, американцы снабдили высокотехнологичным оборудованием — радиогидроакустическими буями и аппаратурой для получения трехмерного изображения рельефа дна и течений. Ученым давно было известно — в байкальских глубинах образуются уникальные потоки с непредсказуемым поведением. Жители прибрежных деревушек частенько рассказывали о внезапно появляющихся водоворотах, затягивающих в себя сети, а вместе с ними и лодки с рыбаками.
От самой северной оконечности озера научно-исследовательская группа разбросала по поверхности воды десятки небольших сенсорных датчиков, запакованных в оранжевые поплавки с грузилами, позволявшими им дрейфовать на различной глубине. Устройства постоянно измеряли температуру воды, давление, определяли координаты своего нахождения и посылали информацию на большие приемопередатчики, неподвижно висевшие под водой в разных частях озера. Компьютеры на борту «Верещагина» обрабатывали данные, полученные с приемопередатчиков, превращая их в трехмерные графики. Ганн пробежал взглядом ряд установленных перед ним мониторов с изображениями центральной части озера, походившими на пирамидки из стеклянных шариков, плавающих в чашке с голубым полурастаявшим мороженым. Внезапно шарики водной из пирамидок подпрыгнули почти в унисон и поползли к верхнему краю монитора.
— Ого! Ничего себе! — выпалил он. — Либо один из наших приемопередатчиков наклонился, либо на дне озера происходит какая-то активность.
Питт и Саргов повернулись к нему, внимательно посмотрели на мониторы и увидели мчащиеся к поверхности озера оранжевые точки.
— Подводное течение очень быстро поднимается вверх, — предположил Саргов. — Землетрясение такой силы? Здесь? Трудно представить. — Он удивленно поднял брови.
— Возможно, это не само землетрясение, а его результат, — сказал Питт. — Подводный оползень, вызванный незначительным землетрясением, может дать столь интенсивный подъем.
Питт оказался прав, все началось в ста тридцати милях к северу от «Верещагина» в двухстах футах от поверхности озера. Первый рокот, отозвавшийся эхом по всему Байкалу, произвели ударные волны, появившиеся вследствие сильного землетрясения, достигавшего шести и семи десятых балла по шкале Рихтера. Хотя позже сейсмологи установили, что эпицентр находился возле северной оконечности озера, разрушительный эффект ощущался на половине его площади, даже на острове Ольхон. Крупный сухой бесплодный массив Ольхон расположен в центре Байкала. Восточный берег острова невероятно крут, он уходит вниз почти вертикально, как шахта лифта. Именно здесь находится самая глубокая часть Байкала.
Сейсмические исследования выявили множество линий сброса породы под дном озера, включая и врез в остров Ольхон. Если бы геологи изучили линии сброса породы до и после землетрясения, обнаружили бы смещение в неполных три миллиметра, однако и его хватило, чтобы вызвать, как говорят ученые, «деформацию породы с вертикальным сдвигом», или, проще, — оползень.
Невидимым результатом землетрясения стало отслоение от зажатых горами аллювиальных отложений глыбы толщиной почти двадцать метров. Гигантская масса свободно заскользила из подземного ущелья, как лавина, по пути накапливая вес и увеличивая скорость. Гора камня, ила и грязи рухнула с высоты полутора тысяч метров на дно озера, стерев в порошок подводные холмы и обнаженную породу.
В считанные секунды миллион кубических метров осадка ударил о дно, подняв клубы ила. Приглушенный звук громадного оползня быстро стих, но высвободилась накопленная за время падения колоссальная энергия. Движущийся осадок сместил невероятную толщу воды, направив ее сначала на дно, к основанию оползня, а затем понес наверх. Словно сложенные горстью руки зачерпнули воду со дна, выбросив ее на поверхность Байкала. Неукротимая мощь нескольких миллионов литров воды должна была куда-то выплеснуться.