— Во! — обратился он к Мураду. — Ты же в архиве работаешь! Ар-рхивар-риус! — прапорщик со вкусом выговорил невесть откуда всплывшее в памяти слово.
— Ну и что? — не понял тот.
— А то! Документ мне один нужен… Поможешь?
— Какой документ?
— Интер-ресный! — загадочно сощурил глаза Деревянко.
— Какого года? — чуть заплетающимся языком, но очень деловито вопросил Мурад.
— Тридцать первого… Не, тридцать второго! Точно.
Мурад посмотрел на пограничника как будто заинтересованно:
— Так что за документ?
— Ну, там, в общем, донесение… про басмачей. Как его, черт… Джунаид, во!
Ответные слова Мурада обрушились на прапора как ведро холодной воды:
— Клад, что ли, искать собрался?
Стыдно, Деревянко, стыдно. Ведь честно ни во что не верил, не собирался никуда ехать, даже не думал ничего искать — почему же тогда так растерялся? Значит, все-таки жила в темных глубинах прапорщицкой души какая-то глупая надежда, какой-то тайный умысел, раз повел он себя как школьник, застигнутый за воровством конфет:
— Да я… Да нет… Какой клад?…
— Ты не расстраивайся — утешил его работник архива. — Года три назад этот клад только ленивый не искал. А бумаги, про которые ты спрашиваешь, я тогда размножил и любому желающему за пузырь продавал… Потом, правда, за кружку пива — и то желающих не было. Потому что никто ничего не нашел.
— А ты откуда знаешь? — неизвестно почему, в голосе Деревянко вдруг прозвучало недовольство, и даже некоторая враждебность.
— Да приезжали некоторые — пузырь назад требовали… В шутку, конечно.
Мурад помолчал немного, подумал, со вкусом приложился к кружке.
— Погоди, я гляну — может, завалялась копия…
Он опять полез в свой портфель со многими отделениями под замками-молниями и долго в нем шарился. Наконец издал торжествующий возглас «Ага!» и вытащил на свет схваченные скрепкой листочки.
— Вот, держи! С тебя еще сто грамм — и в расчете…
— Зачем они мне? — прапорщик был зол и обижен на эту подлую жизнь. — Сам же сказал — туфта…
— Да кто его знает? — вполне искренне пожал плечами архивный работник. — Может, туфта, а может, и нет… Ну что, сто грамм ставишь?
Друг Мутьяка уже мирно дремал, пристроив локоть на краешек стола, а голову на руку, небо начинало предвечерне темнеть, и Деревянко, чувствуя себя самым несчастным человеком, махнул рукой:
— А, давай!
Отправив домой слегка очухавшегося Мутьяку и попрощавшись с новым знакомым, прапорщик по пути к месту ночлега прикупил две бутылки пива и пару палочек шашлыка, которые ему упаковали «с собой». Прибыв в окружную пограничную гостиницу и с удовольствием обнаружив, что его сожитель по номеру отсутствует, Деревянко переложил густо засыпанные зеленью кусочки румяной баранины в тарелку и сполоснул обычный в гостиницах граненый стакан. Налил в него пива, выпил, с удовольствием заел аппетитным куском шашлыка, и только после этого аккуратно развернул врученные ему Мурадом листки.
Первым было то самое донесение Богдасарова об операции, что Джунаид засыпал колодцы, и в этой связи пришлось застрелить несколько запасных лошадей — хорошо, нашелся боец, подсказавший выход из критической ситуации (Деревянко подумал, что бравый командир, видимо, опасался, как бы ему не влетело за пущенных в расход коней). Дальше шло о том, что командир отправляет в Асхабад двух бойцов с пленным басмачом и с письмом Джунаида…
Все это Деревянко уже знал, поэтому, особенно не углубляясь, перешел ко второй странице. По-видимому, вот оно, письмо Джунаида. Поразглядывав зачем-то темную ксерокопию бумажки с персидской вязью, Владимир отложил и эту страницу. То, что его интересовало больше всего, — перевод письма, — было, очевидно, на последнем листке.
Так и оказалось. Съев еще два кусочка баранины и основательно отхлебнув из стакана ледяного пива, Деревянко стал читать послание главного туркменского басмача — медленно, задерживаясь на каждом слове для более полного и глубокого понимания текста, что было непросто после выпитого.
Слава Аллаху милостивому, милосердному!
Достойному Джепбару Балканлы шлет привет повелитель его и покровитель, отправляя это письмо по случаю важного и неотложного дела. Доставит его тебе мой верный слуга, Мерет, которому можно полностью доверять (на этом месте Деревянко хмыкнул: узнал бы Джунаид, как «верный» слуга, не задумываясь, сдал его, — в гробу бы перевернулся). У него будет кольцо с моего пальца и с моей личной печатью.