Упырев не стал спешить с ответом — подумал, потом кивнул на битюгов:
— Вот моя бригада.
— Эту бригаду никто не знает, — Сапар-Башлык спесиво выпятил губу. — А бригады Прохора больше нет. Так кто ты теперь такой?
Алексей постарался взять себя в руки, пытаясь завершить дело миром:
— А ты меня разве не знаешь?
— Слышал чего-то — когда за тобой авторитеты были. А теперь мне не интересно.
Не интересно? Такой наглости Леха не ожидал. Он все-таки считал, что успел заработать кое-какую репутацию. Справа от Сапара сидел не маленький шкаф, слева — не очень крупный, но нервный тип, к которому Башлык пару раз обратился в начале посиделок — «Братишка, плесни по сотке», «Братишка, хлеб передай». Может, правда брат? А впрочем, какая разница. Упырев, прожевав кусок отбивной по-киевски, громко цыкнул зубом, что послужило его бойцам сигналом быть наготове.
— Тогда, может быть, тебе интересно будет узнать, — обратился Леха к Башлыку, — что фирма, на которую ты «наехал», — у меня под крышей, а ты борзеешь и выводишь меня из душевного равновесия. Это обычно бывает опасно и заканчивается тяжелыми травмами. Тебе все понятно, или разъяснить?
— Мне понятно, — не теряя надменности, отвечал Сапар, — что ты просто никто, и за слова свои не отвечаешь. Шевельни хоть пальцем — и завтра тебя никто не сможет найти, хоть все окрестные леса перекопают…
В литературе многоточие означает, что фраза или не нуждается в завершении, или не может быть завершена в силу объективных причин. В данном случае имела место вторая причина, потому что Леха, привстав, взял Башлыка за горло — очень осторожно, чтобы ненароком не задушить и не оторвать голову — и приподнял его над столом. Не обращая внимания, что Сапар пузом сметает со стола салаты и закуски, подтащил его к себе и в упор проговорил:
— Тебе никакого леса не понадобится, помойная рожа. Ты у меня в городе будешь иметь только один бизнес — пустые бутылки собирать…
Его ребята были наготове — заметили, как нервный полез во внутренний карман за пистолетом, и своевременно выдали ему хорошего пинка. Теперь он лежал в углу и шипел от бессильной злобы, однако вреда уже никому причинить не мог. Второй подручный Башлыка — шкаф — благоразумно сидел, не двигаясь.
— Как ты меня понял, помойка? — продолжал между тем разговор Леха. — У тебя теперь есть интерес насчет кто я такой?
Честно говоря, все эти вопросы были уже чисто риторическими, потому что ответов на них быть не могло: полузадушенный Сапар только слабо хрипел и таращил налитые кровью глаза, намекая тем самым, что жить ему осталось недолго. Вот тут Упырь и проявил неуместный гуманизм: людей такого типа можно остановить только одним способом. Способом, который наверняка решает все проблемы… Вместо этого он отпустил Башлыка, уронив среди оставшихся на столе блюд, и спросил:
— Ты теперь знаешь, кто я?
— Знаю… — едва продышавшись, отвечал Башлык.
— Претензии по земле еще есть? — продолжал допрос Леха.
— Нет… — прекратил прения Сапар.
— Значит, на этом и закончим.
Лехина «бригада» удалилась, высоко подняв головы, а зря: если бы задержались у выхода на секунду, то услышали бы, как прошипел младший брат Сапара:
— Если ты их не сделаешь — я сам сделаю…
И ответ старшего брата:
— Ничего, недолго им гулять.
Что он зря проявил гуманизм, Алексей понял через три дня, когда один из его помощников взорвался в своей машине. Потом Упырев поехал на дачу, а там сосед пригласил его на рыбалку. С берега пруда Леха услыхал вой пожарных машин, увидел поднявшийся над поселком столб дыма — и понял все, еще до того, как прибыл на место: его дача сгорела дотла. А еще через день он узнал, что второго его сотрудника расстреляли прямо в подъезде.
Вот тогда-то Упырев горько пожалел, что проявил милосердие. Нельзя забывать, что животные жалость воспринимают как слабость. А слабого можно не бояться. Поэтому днем позже Лехину «тойоту», когда он вышел в киоск за водичкой, прямо на обочине дороги как пустую яичную скорлупку растоптал КамАЗ. Тогда Леха понял, что компромиссов не будет: война шла на полное уничтожение. Лишенный помощников, Упырь оказался в крайне тяжелом положении: туркменская группировка была хорошо вооружена и дисциплинированна. Противостоять ей в одиночку было невозможно. Пришлось скрываться.
Единственное, в чем повезло Упыреву, — что как раз накануне той разборки Алексей, как всегда, отправил мать на все лето к сестре — в Геленджик, на море. Хоть за нее можно было не бояться.
А вот за себя — самое время. Не сумев достать Алексея своими силами, Сапар привлек к сотрудничеству местную милицию, где у него работал какой-то родственник. Менты организовали на Упырева настоящую охоту. Человеку с комплекцией и известностью Упыря трудно было оставаться незамеченным — вот уже несколько дней он выходил в город только по ночам, скитался по знакомым, по бывшим и нынешним своим подругам, не оставаясь нигде подолгу, чтобы не навлечь беды. На своем джипе поменял номера и загнал на маленькую крытую стоянку, где работали знакомые ребята, надеясь воспользоваться им в крайнем случае. Но кольцо вокруг него — он это чувствовал — постепенно сжималось. Упырев дал себе самому клятву, что воздаст Сапару за все самой страшной казнью. Но для этого надо было как минимум остаться в живых.