Мурад пошел в магазин, спросил у невозмутимого, как сфинкс, продавца, сколько у него есть воды.
— Много, — ответил тот после короткого раздумья.
— А пакеты большие есть?
— Есть.
— Положи в два пакета по пять баклажек.
Когда Мурад стал расплачиваться долларами, продавец впервые проявил способность к сильным эмоциям. Он сказал:
— Вай-боу… — удивился, значит. — Сдачи нет.
Мурад окинул лавку взглядом — продавец, видимо, не врал. При том, что местная валюта шла на черном рынке по двадцать-двадцать пять тысяч за доллар, наторговать два миллиона в поселке было делом нереальным. Он пошел к машине, объяснил Сердару проблему. Тот выдал ему купюру помельче и велел прихватить еще что-нибудь съедобное. Мурад выполнил команду и расплатился с продавцом.
Они выехали за окраину поселка, и дорога сразу стала заметно хуже. Их немилосердно трясло на ухабах и промоинах, оставшихся после недавних дождей. Сердар ехал, руководствуясь ориентирами, полученными от старика. Наконец «форд» остановился посреди равнины, усыпанной «эоловыми скульптурами», но никаких других ландшафтных примет не имевшей.
— И где здесь «большой бархан»? — угрюмо спросил Сердар, ни к кому отдельно не обращаясь.
Его спутники вертели головами, пытаясь определиться, в какую сторону ехать. Мурад, историк по образованию и неплохой этнограф, знал, что сооружение колодца в пустыне — это целое дело. Стенки колодца, как арматурой, обкладывают ветками саксаула, над ним из того же саксаула сооружается шалаш, который обмазывается глиной, чтобы песок во время песчаных бурь не засыпал колодец. В шалаше остается только небольшой вход, который тоже прикрывается щитом, сплетенным из веток. Но если колодец засыпан — незачем и сооружение над ним, а топливо в пустыне — вещь ценная. Естественно, местные жители давным-давно растащили саксаул на дрова, и от колодцев не осталось заметных следов. Но не все исчезло. Десятилетиями и веками от колодца к колодцу шли отары овец, караваны верблюдов. И веками скапливался их помет вперемешку с мелкими щепочками саксаула: их всегда бывает много, потому что саксаул легче разбить камнем, чем разрубить топором. Вот такие характерные круги, остающиеся вокруг колодцев еще долгие годы после их исчезновения, и высматривал Мурад. Что высматривал Реза — неизвестно, но он тоже усердно крутил головой.
Наконец интеллигент-алкоголик сказал Сердару, указывая рукой:
— Давай подъедем во-он туда…
— А что там?
— Сам не знаю. Но что-то похожее на старую стоянку.
Сердар не стал возражать, тем более что в указанном направлении вело что-то вроде заброшенной караванной тропы. Через некоторое время действительно обнаружились следы старой стоянки.
— Ну вот, где-то тут, — сказал Мурад, выйдя из машины и оглядевшись. — А вон, кстати, и большой бархан, — он указал на песчаный холм, который был высок и крут, но на самом деле показался бы недомерком по сравнению с величественными барханами песков Чиль-Мамед-Кум. Они здесь бывают высотой до ста метров…
Следом вышел и Сердар. Он походил вокруг машины, отходя кругами все дальше и дальше. Поворошил ногой кучу сухого овечьего помета, нашел несколько закопченных камней, явно бывших когда-то костровищем, потом, поняв принцип, стал искать центр всей этой стоянки, где, по логике, должны были находиться колодцы. Мурад тоже заразился азартом поиска и пошел следом за ним, высматривая давние следы присутствия людей и животных.
Так, двигаясь с разных сторон к одной точке, они сошлись там, где, очевидно, и был в прежние времена колодец. Точнее, их здесь было несколько, чтобы можно было поить одновременно большие стада. Просто было принято называть группу колодцев одним именем. Они нашли место, где находился Аджикуи. Обнаружились даже торчащие кое-где из земли саксаулины — остатки «арматуры», которой были обложены стенки. Им казалось, что стоит найти место, где раньше были колодцы — и все станет понятно. Но вот оно, перед ними. И что?
Сердар как потерянный бродил кругами, находя все новые свидетельства, что раньше здесь был колодец, и не зная, что предпринять дальше. Мурад же не поленился подняться на тот самый большой бархан, чтобы оглядеть окрестности. Он считал, что «двуногий старик», верблюд и птица — это эоловые скульптуры. Его, правда, смущало слово «двуногий», но надеялся увидеть что-то похожее на старика. Еще больше обескураживало то, что каменные изваяния — очень хитрая штука. Они бывают похожи на что угодно, но только с одной точки. Отойди на два шага в сторону — и все. Нет ни старика, ни верблюда, ни птицы… Мурад начал понимать, почему оказались бесплодными все попытки отыскать клад.