— Хорошо, капитан» А делали вы сегодня полуденное измерение?
— Разумеется.
— На каком мы теперь расстоянии от берега?
— В полутора сотнях миль от Балабиосской бухты.
— А нельзя ли укрыться где-нибудь от бури?
— Положительно негде, да и времени нет на поиски такого места: буря на носу.
— Ну, делать нечего! Будем готовы ко всему, — пожав плечами, проговорил молодой человек и направился к мачтам, а капитан поспешил к рулю.
Между тем буря, послав первое предупреждение, готовилась к генеральному сражению. Небо потемнело, и зловещая туча, все шире и шире раскидываясь по всему горизонту, стала превращаться из свинцовой в черную. Над «Андалузией» с пронзительными криками тревоги проносились по направлению к берегу стаи морских птиц. Среди этих птиц были снежно-белые с розоватым оттенком на концах перьев и голубовато-серые с белыми брюшками, похожие на голубей; все они принадлежали к самым крупным породам рыболовов, промышляющих на некотором расстоянии от берегов. Временами в гордом одиночестве пролетал огромный альбатрос, шумя один за целую стаю своими исполинскими крыльями. За ним обыкновенно следовало множество тех коричневых птиц, которые называются костедробителямиблагодаря своему твердому как железо клюву, пробивающему даже человеческий череп. Поспешное бегство этих птиц, привыкших к бурям, доказывало, что предстоит страшнейший ураган.
— Веселая ожидает нас ночка, могу сказать! — пробормотал Ретон, покачав головой. — Недаром птица так торопится к своим родным скалам. Да и я бы сейчас с гораздо большей охотой сидел в своем домишке, чем здесь.
Было шесть часов вечера, и солнце, блеснув на мгновение кроваво-красным диском, скрылось за горизонтом.
— Смотрите в оба! Буря идет на нас! — раздалась команда капитана.
Море глухо зашумело и закипело. Во все стороны забегали пенистые волны, серебрясь в лучах полумесяца, не закрытого еще тучей. Это были первые судороги волновавшегося моря. Буря пока заявляла о своем приближении одними порывами, сопровождавшимися то глухим ревом, то резким свистом и смутным гулом словно тысячи человеческих голосов, взывающих о помощи. А туча, делаясь все чернее и грознее, охватывала уже небеса, скрывая за собой одну за другой выступившие было звезды. Временами слышался отдаленный громоподобный грохот и треск, словно где-то происходила ожесточенная канонада.
Убрав паруса, «Андалузия» шла к северу, наперерез восточному ветру, стараясь не сходить с курса и не быть заброшенной в самую середину океана.
Наконец все небо покрылось тяжелой, низко нависшей черной тучей, и корабль очутился в полном мраке. С каждым мгновением становилось страшнее и жутче. Присмирел даже проказник Эмилио, хотя и уверял своих товарищей, что ровно ничего не боится и только досадует на то, что вдруг сделалось так «адски» темно.
— Состроил бы этому старому черту, боцману, хорошую рожу, да все равно он ничего не увидит теперь, вот мне и обидно, — пояснил юнга.
Между тем боцман, вместе с капитаном, был занят рулем и наблюдением за морем. Кудлатая голова старика, как на шарнирах, вертелась во все стороны, а привычные глаза прорезывали мрак, точно в них сидели электрические прожекторы, в то время еще не изобретенные.
— Плохо дело! — бормотал он. — Но это еще только присказка, а сказка-то впереди.
И действительно, не прошло и получаса после уборки парусов, как туча, до сих пор таившая то, что несла в своих недрах, стала прорезываться мрачными темно-красными огнями; зарокотал гром, и зашумели ряды бичуемых ветром валов. «Андалузию» подняло на пенистый гребень огромной волны и подбросило словно в самую тучу, затем со страшной силой швырнуло в бездну, причем все судно на мгновение оказалось под водой. Самонадеянный, но еще не привыкший к таким переделкам Эмилио был сбит с ног и покатился по палубе, и если бы не наткнулся на борт, то был бы снесен волной прямо в бушевавшее море. Даже старые моряки едва устояли на ногах. Ни в одном море не образуется таких громадных волн, как в Тихом океане. И нигде во всем мире, не исключая и пресловутого мыса Доброй Надежды, не бывает таких страшных бурь, как у берегов Новой Каледонии. Ужасны циклоны, иногда опустошающие Антильские острова, но и они не так предательски подкрадываются и не отличаются такой продолжительностью, и причудливостью.
Бури в Новой Каледонии особенно страшны тем, что не имеют определенного направления, а несутся сразу со всех сторон. Каждая из этих бурь повергает в отчаяние прибрежных жителей; она как помелом сметает их хижины, с корнями вырывает самые большие деревья, а на уцелевших странным образом засушивает плоды и ветви.
Когда «Андалузия» благополучно вынырнула из бурливших волн, вдруг наступила зловещая тишина. Казалось, воздух замер в неподвижности. Но гроза продолжалась, и море как-то особенно бурлило. Экипаж, за исключением капитана и боцмана, думал, что опасность уже миновала, и облегченно вздохнул. Не поддался, впрочем, обольщению и дон Педро. Оставив свой пост на корме, он взошел на капитанский мостик и спросил:
— Как вы думаете, сеньор Ульоа, долго ли может продолжаться это затишье? Оно мне кажется страшнее целой сотни ударов расходившейся бури.
— Вы правы, дон Педро, — ответил капитан, лицо которого при свете фонаря поражало своей бледностью. — Это затишье очень зловеще. Оно означает, что ураган собирается с силой, чтобы сделать решительный натиск» До какой цифры опустился барометр? — крикнул он помощнику штурмана, выходившему в эту минуту из каюты.
— До семисот восемнадцати, капитан, — послышалось в ответ.
— Так я и думал! — со вздохом проговорил Ульоа. — Это цифра роковая.
Туча, словно окутывавшая корабль со всех сторон, вдруг разразилась страшным ливнем. Вода, хлынувшая целыми потоками на палубу, не успевала стекать в многочисленные отдушины вдоль бортов. Немного погодя туча начала редеть и рассеиваться, и сквозь ее клочья на мгновение блеснула луна.
Из-за полного прекращения ветра «Андалузия» не двигалась с места. Только шумевшие волны с силой ударяли в крепкие бока судна. Некоторое время на борту царила такая же тишина, как в воздухе. Но затем раздался громкий возглас дона Педро:
— Берегись! Шквал находит!
Только прозвучало его последнее слово, как туча, соединив вновь свои отдельные части, завертелась со страшной быстротой, причем в ней вспыхнуло бесчисленное множество красных огоньков, сопровождавшихся каким-то странным, постепенно усиливавшимся шумом, в котором слышались шипение, гул, свист и рев. И вдруг, под этот адский шум, «Андалузию» затрепало и зашвыряло во все стороны, как жалкую щепку.
Все ее четыре мачты погнулись как тростинки, но, к удивлению экипажа, не сломались; только некоторые из рей и других мелких принадлежностей оснастки были унесены шквалом.
— Поставить марсели! — скомандовал капитан, стараясь перекричать бурю. — Живее! Тонем!
Действительно, судно, лишенное парусов, не имело никакой устойчивости и закружилось волчком, погружаясь в волны то кормой, то носом. Хорошо еще, что кроме обычного балластного груза — песка, в трюме находилось большое количество чугунных плит, так искусно сложенных, что никакие толчки не могли стронуть их с места. Не будь этой тяжести, корабль неминуемо бы погиб в такую страшную минуту.
Когда марсели были поставлены, дон Педро снова чуть не ползком добрался до капитана и подавленным голосом проговорил:
— Не видать нам, видно, сокровища старого вождя канаков! Напрасно мы и стремимся за ним.
— Ну, это мы еще посмотрим! — ответил дон Хосе.
— Неужели вы полагаете, что обойдется без нового натиска бури, да еще, пожалуй, более сильного?
— Может быть, и не обойдется. Здешние ураганы так прихотливы, что не следуют никаким законам, и никогда нельзя предвидеть, скоро ли и как они кончатся. Но терять надежду не следует до последнего мгновения. Я вот немало видал бурь, а как видите, все еще цел и невредим.