Удар барабана.
Я очутился в комнате. Пахло сыростью и потом. Где-то заплакал ребенок, и я пошел на звук. Завернув за угол, я увидел кровать, вокруг которой стояли люди. На кровати, держа новорожденного ребенка в руках, лежала Тай. Вся мокрая от пота, примерно на десять солнцеоборотов старше, чем я ее помнил, но все так же прекрасна.
В комнату вошел богато одетый рыжеволосый мужчина, неся на руках двух маленьких смеющихся девочек. Со временем Край немного располнел, но выглядел неплохо. Я откуда-то знал, что это тоже их дети. Все начали поздравлять отца с наследником, где-то внутри дома заиграла музыка.
Ударил барабан.
Поле боя. Запах крови, стоны людей, столб пыли. Время организованной шеренги прошло – теперь только хаотичные битвы разрозненных групп. Повсюду, словно огоньки погребальных свеч, над телами павших висели сияющие бусины жизньсилы.
Я стоял в самом центре сражения, у моих ног лежал умирающий воин. Грязный, без левого запястья, правая нога вывернута под странным углом. Один из тысяч, которые погибнут здесь, в обычной пограничной стычке, которые случаются каждый день. Один из миллионов, которых никогда не вспомнят. Бедняга из последних сил потянулся к удушающему шлему и снял его.
Я увидел свое лицо.
Ошеломленный, я упал на колени перед умирающим… собой.
- Хватит! – заорал я в небо. – Довольно! Зачем ты показываешь мне это? Это мое будущее? Отвечай! Отвечай! – И затем тише: - Ответь, пожалуйста…
- ВСЕ… ВЗАИМОСВЯЗАНО, - голос был настолько громкий и глубокий, что напоминал гром, - НЕЛЬЗЯ… ОТСТУПАТЬ! НЕЛЬЗЯ… ОТСТУПАТЬ! НЕЛЬЗЯ… МЕНЯТЬ ПУТЬ!
Я с испугом смотрел в небо, еще слыша этот голос в голове, когда где-то вдали забили барабаны, давая сигнал воинам построиться обратно в шеренги.
Удар – и все исчезло. Я резко поднялся, хватая ртом воздух.
Я находился на том же месте. Было уже темно, дождь усилился, но густые кроны медовятвяка оберегали меня от капель. Я пошевелился.
“Уснул, наверное”
В этот момент из-за ближайшего дерева показался пылающий шар пламени. Я вскрикнул, закрывая привыкшие к тьме глаза, и отпрянул к дереву. Лишь когда шар приблизился, я понял, что это человек, держащий перед собой аелитный фонарь.
- Элорин, это ты? – Понадобилось мгновение, чтобы узнать голос: Орителин. – Во имя всех Достоинств, что ты тут делаешь? Тебя уже ищут! – Гармоник промок до последней нитки.
Мгновение я смотрел на него, на шар пламени в его руках, и внезапно понял, что ненавижу этого человека. В момент пламя внутри меня превратилось в огненную бурю.
- Это ты во всем виноват, - медленно проговорил я, мысли и воспоминания переполняли мою голову. – Это ты посоветовал мне это…
Мастер поднял фонарь повыше.
- О чем ты говоришь? – Он всматривался в мое лицо. – Элорин, что случилось? Ты плачешь?
- Она пошла с Краем, ясно?! – Я уже кричал. – Это из-за тебя! Ты посоветовал этот дурацкий браслет!
Орителин нахмурился.
- Элорин, успокойся, - его голос почти тонул в звуке ливня, - в тебе говорит гнев. Ты должен бороться с ним. Я помогу тебе, обещаю.
Я поднялся на ноги, вытирая глаза от капель дождя. Или это не дождь?
Пламя рвалось наружу, вызвав водопад слов:
- Да кто ты такой, чтобы помогать мне? – Я поднял маленький камешек и швырнул в него. – КТО ТЫ ТАКОЙ? Явился неизвестно откуда, и теперь постоянно лезешь ко мне с советами, и всяким прочим говном! Почему именно ко мне? Иди, приставай к другим, а меня оставь в покое, понял?! А еще лучше возвращайся туда, откуда тебя вышвырнули как собаку!
Я тяжело дышал, сердце грозилось выскочить наружу. Свет фонаря выхватывал из тьмы лицо гармоника, и я видел его взгляд. Спокойный, жалостливый. Он жалел меня, вместо того, чтобы как-то реагировать на оскорбления.
И это выводило больше всего. В тот момент я страстно желал оскорбить его сильно, до глубины души, так, чтобы ему стало так же плохо, как и мне.
- Ты…ты… - я напряженно думал, чем поразить его, и наконец кое-что придумал: - У меня хотя бы есть родители, понятно? – Я бросил эти слова ему в лицо, как можно более язвительно.
Я почувствовал, как после этих слов между нами легла пропасть.
Орителин смахнул с бровей воду, и сказал:
- Я понял, Элорин. Но только у меня тоже есть родители. – Он помолчал. – Когда меня “выгоняли как собаку”, они были первыми, кто отказался от меня. И когда я сказал тебе, что их нет в моей жизни, я выразился неверно. Точнее сказать, что меня нет в их жизни. – С этими словами он поставил фонарь на землю, и, не сказав ни слова, растаял во тьме леса.
Некоторое время я стоял, дрожа от холода, и тупо смотрел на свет фонаря.
“ Точнее сказать, что меня нет в их жизни…”
Затем рухнул на колени, сгребая пальцами влажную землю. Я рыдал, по-настоящему.
Пламя утихло – ему на смену пришло глубочайшее чувство стыда.