“Я найду его, - подумал он. – Но позже.”
Гелионид глубоко вздохнул и поднялся.
- Спасибо, - развязал мешочек и бросил на стол две монеты, - угостишь выпивкой и своих друзей. Прощай.
Затем повесил мешочек на пояс, взял у стены длинную корягу, служившую ему походной тростью, и вышел вон из этого смердящего, проклятого всеми Пороками места, которое оскверняло его великую личность.
Гелионид Даргонский потерпел неудачу. Но его путь еще не завершен.
***
Спустя три дня дороги, Гелионид достиг места, которое когда-то разрушило его жизнь. Он сам не понимал, зачем вернулся сюда, но его разум упрямо твердил, что он должен завершить свои поиски именно здесь. А Гелионид Даргонский всегда полагался на свой гениальный разум.
Однако ирония была в том, что его поиски завершились там же, где и начались.
Еще одна ирония заключалась в расположении этого места. Какая красота! Гелионид всегда восхищался пейзажами, а тут уж было чем восхититься. Длинный и широкий клинообразный утес выступал из земли и возвышался над застилающим горизонт морем, словно пронзая его. Здесь, у берега, вода была светло-голубого цвета, прибой издавал потрясающе успокаивающие симфонии. В небе проносились чайки, подхватываемые порывами пахнущего солью ветра. Разве посреди такой красоты могло случиться нечто ужасное?
Однако Гелионид мог поклясться всей своей аурой, что порывы ветра приносят с собой запахи дыма и крики сгорающих заживо людей. Тогда, почти шестнадцать солнцеоборотов назад, когда он только начинал свои поиски, ему казалось тоже самое.
След пожара был виден отлично даже спустя столько времени. Земля утеса, поросшая приятной зеленой травкой, была черная и безжизненная там, где случилась трагедия. Как такой большой дом мог вспыхнуть в мгновение ока? Гелионид, конечно, сам не был здесь в день трагедии, но все очевидцы, которых он допросил, говорили одно и тоже: здание вспыхнуло моментально. Затем хаос, все кричат и разбегаются. Никто не помог тем, кто погибал внутри этого пекла.
Вместе с ними в ту ночь погиб и Гелионид. Образно, конечно. Иногда он думал, что отдал бы все, чтобы оказаться тогда с ними, и сгореть заживо. Лучше так, чем целую вечность надеяться на какую-то зацепку, гоняясь за олухами вроде того джераита-шахтера по всему Джераю, - но в конце опять очутиться на этом месте ни с чем.
Он сделал все что мог, но все равно чувствовал себя предателем.
“Прости меня.” – подумал он, подходя к выгоревшей земле.
В этот момент нахлынули воспоминания. Лица. Силуэты. Звуки. Сцены прошлого, когда его Малышка смеялась. Рядом закричала чайка, и Гелионид внезапно вспомнил, что маленькая, она называла их морскими птичками…
Морскими птичками…
Гелионид упал на колени, прижавшись лбом к земле. Он никогда не был эмоциональным человеком, - в его жизни разум всегда властвовал над эмоциями. Но сейчас ему было все равно. Слишком много слез накопилось за это время.
Сейчас он просто хотел плакать.
***
Гелионид потерял чувство времени. Он стоял в той же позе, несмотря на то, что его стариковские кости успели уже заныть и онеметь. Первое время он плакал, потом, когда слезы кончились, - кричал, молотя руками о землю. Когда голос сел и руки были в крови, он просто тихонько стонал. Любой проходящий мимо принял бы его за старого безумца.
И это все, что осталось от Гелионида Даргонского, - величайшего человека Эоники своего поколения. Эта груда лохмотьев и старческого тела когда-то была человеком, который сделал невозможное, – объединил эланов в Лигу Девяти, заставив покориться их своей воле. Он написал сотни научных трудов, многие из которых перевернули науку. Им восхищались, а он вершил судьбы целых народов. Все, за что он ни брался, покорялось его великому разуму.
В те годы Гелионид был уверен, что он рожден для величия…
В его водоворот мыслей и воспоминаний вклинился шум. Стук копыт, вроде, и голоса… хотя, какая ему разница? Но разум приказал ему выяснить, в чем дело, а Гелионид всегда слушался его.
Он поднял глаза. Солнце уже почти село за горизонт, превращая морскую гладь в невиданную сияющую красоту. Вечер, значит. Неужели он простоял так весь день? Снова услышав шум, он повернулся в его сторону.
К нему приближались четверо мужчин. Высокие, здоровые детины, смуглокожие и черноволосые, как и полагается быть настоящим джераитам. Ухудшившееся с годами зрение не позволяло разглядеть детали внешности и определить национальность новоприбывших – ахмены, сотериты, или, скажем, оллионцы, - но он видел широкие штаны и кожаные жилетки, а…