— Ты очень пожалеешь, конунг, если продашь нашу доблесть из-за своей скупости! — не слушая его, восклицал Тормунд сын Хакона, которого здесь звали Туром Якуновичем. Рожденный от матери-киевлянки, он, как и многие киевские варяги второго и третьего поколения, свободно говорил по-славянски, но сейчас предпочитал, чтобы его поняли в первую очередь скандинавы. — Этим летом тебя ждет поход на чудь, поход на литву! С кем ты пойдешь? С теми византийскими слепцами, которых выкупишь на сбереженное золото? А если не пойдешь, то останешься без земель и без дани на севере и западе. И где тогда будет твое золото?
— Не хотел бы я, княже, повторять злые слова и наветы, — вкрадчиво начал боярин Свиря Яршич, — но иные люди говорят, что твой братанич Брячислав Изяславич, полоцкий князь, зарится на твои земли. Нельзя в такое время, княже, пренебрегать верной дружиной.
— Да кто же это говорит, не ты ли? — набросился на него двадцатилетний князь Изяслав, второй сын Ярослава. Отец уже выделил ему в управление Туров с прилежащей областью, но сейчас Изяслав вместе с молодой женой Гертрудой, сестрой польского князя Казимира, приехал к родным в Киев. — Изменник тот, кто так говорит! Батюшка, надо с ним разобраться! Если, правда, то речь об измене! — горячо воскликнул он, обернувшись к отцу. — А если брешет, то прикажи, чтоб не брехал!
— Довольно, довольно, Господь с вами! — Княгиня Ингигерда протянула вперед белую гладкую руку, украшенную Драгоценными перстнями. — Передеретесь, храбрые мужи, и не понадобится ни греков, ни литвы! Лучше расскажи мне, Вальгард, скоро ли ты примешь крещение? Или собираешься всю жизнь прожить оглашенным?
— Может, я и приму крещение… в Миклагарде! — с намеком ответил княгине варяг. Он принадлежал еще к тому поколению скандинавов, в котором многие предпочитали пройти только первую половину крестильного обряда — оглашение, отложив собственно крещение до смертного часа, что давало им возможность при жизни пользоваться покровительством Христа, не порывая с древними богами предков. — Как Харальд сын Сигурда!
Такие бурные обсуждения продолжались еще не день и не два, но потом внезапно Ульв успокоился, и варяжская дружина перестала поглядывать в сторону пристаней. Теперь варяги напивались на пирах от радости, гордые одержанной победой: их плата была увеличена, хотя и не настолько, как им хотелось.
— Откуда отец взял деньги? — недоумевала Елисава, знавшая, как не любит прижимистый князь Ярослав отпирать свою казну.
— Нашел! — Княгиня Ингигерда отвечала небрежным движением светлых бровей. — У твоего отца гораздо больше денег, чем он соглашается признать.
— А когда придет царьградский обоз с паволоками, можно ему напомнить об этом? — улыбнувшись, спросила княжна Предслава.
— Попробуйте! — насмешливо предложила княгиня.
Но Елисава понимала, что просить теперь денег на новые наряды — совершенно безнадежное занятие. Князь Ярослав наряжал жену и дочерей ровно настолько, чтобы женщинам их ранга не стыдно было показываться на люди. Спасали собственные доходы княгини Ингигерды, в полном владении которой, по брачному договору, оставался торговый город Ладога. И все три княжьи дочери хорошо знали, какая статья будет первой и самой главной в их собственных брачных договорах!
Глава 3
В начале месяца березеня по Киеву прошел слух, что к князю Ярославу едет посольство какого-то немецкого государя. Это был Фридрих, сын герцога Баварии Генриха Второго.
— И чего ему от нас надобно? — спрашивала любопытная Прямислава.
— Известно что, — рассуждал воевода Вукол Божилович, который и принес это известие в княжий терем. — В Баварии уж лет двадцать война, вот тамошние князья и пытаются оттягать ее себе. Подмоги будет просить. То на Баварию рот разевает, то на Каринтию, то на Лотарингию. А силенок-то не хватает, ну и ищет, где бы занять.
Названия этих земель дочери Ярослава знали, да и каково положение дел там, тоже примерно представляли. Около года назад старшая дружина с князем во главе весьма настойчиво обсуждала возможный брак овдовевшего короля Германии Генриха Третьего, по прозвищу Черный, с одной из княжьих дочерей. По порядку старшинства он, конечно, назначался Елисаве, и она весьма живо расспрашивала купцов, ездивших в Германию, что им известно о нем как о человеке. Но Генрих, в конце концов, предпочел посвататься к Агнессе де Пуатье, дочери герцога Аквитании Гильома Пятого. Поэтому оскорбленная в лучших чувствах Елисава теперь только насмешливо и презрительно поджимала губы: очень ей нужны эти немецкие герцоги!