— Петер Эриксон. Он был руководителем нашей экспедиции. Все это случилось позавчера ночью. Я нашла его на следующее утро, когда шла на участок.
— Кто еще его видел?
— Люди из нашей группы… Они сразу побежали в лагерь звонить в полицию. Я осталась здесь, ничего не понимая… Он был забрызган кровью. Семь полос… словно семь знаков. На нем была странная белая одежда…
Она замолчала.
— Нужно уезжать, Джейн.
— Неужели? — резко возразила она. — Нас хотят запугать и прогнать отсюда?
— А что вы здесь ищете? — тихо спросил я.
— Мы идем по следу, указанному в Медном свитке.
— Медный свиток?..
Я удивился: среди свитков, найденных в Кумране, Медный свиток был самым загадочным: он единственный был сделан из металла, к тому же не поддавался расшифровке. В нем содержался перечень мест, где могло находиться некое сказочное сокровище.
— Знаю, — продолжила Джейн, — некоторые считают, что в этом списке говорится о воображаемых сокровищах, что это народные предания древних евреев эпохи римлян. Но мы… профессор Эриксон был убежден, что описания в списке слишком реальны, чтобы быть вымыслом.
— А как ты оказалась в этой… охоте за сокровищами?
— Два года назад, после твоего ухода в пещеры, я решила присоединиться к экспедиции профессора Эриксона, которая производила здесь раскопки.
— Но как ему удалось расшифровать Медный свиток? — заинтересовался я. — Ведь текст в нем настолько… таинствен.
— Есть несколько способов прочтения. Эриксон смог восстановить целые фразы.
— В самом деле?.. Вы получили интересные результаты?
— Ты считаешь, что его убийство связано с этими поисками, не так ли?
— Вполне возможно, — неуверенно отозвался я.
Я внимательно оглядел ее. Она стояла прямо передо мной, чуть отстранившись, вид у нее был недоверчивый.
— Кто вам помогает?
— Различные еврейские религиозные группы, ортодоксальные или либеральные. Приходит и международная помощь от частных лиц. Но зарплату мы не получаем, здесь только добровольцы…
— Что-нибудь уже нашли?
— Не так быстро, Ари… За пять месяцев мы обнаружили только помещение, в котором хранился кеорит, ладан для храмовых служб. Но все это кажется таким незначительным…
Она вынула из кармана лист бумаги и протянула мне.
— Взгляни, это копия фрагмента Медного свитка. Как видишь, текст напоминает решетку. Читать его надо по диагонали.
Я вгляделся и прочитал, как она сказала.
— Bekever she banahal ha-kippa… Надгробный камень у соборной реки…
Палец ее уперся в бумагу.
— От Иерихона до Сахары… Есть две оси: север — юг и восток — запад.
— Сокровище должно быть в точке пересечения…
— В ней мы нашли небольшую амфору для масла. Эриксон полагал, что масло это использовалось в святилищах Иерусалима.
— А само сокровище?
Печальная улыбка тронула ее губы.
Ничего.
Она отошла на несколько шагов и опустилась на камень.
— О, Ари, я уже ничего не знаю… После вчерашнего… В то утро было очень жарко. Солнце пекло вовсю. Впечатление — будто нас поджаривают в аду. И все-таки мы шли, время от времени передавая друг другу фляжку с теплой водой. Мы шагали всей группой и не чувствовали усталости. Мы направлялись к Кирбат-Кумрану, точно паломники, опираясь на посохи, и ничто не могло нас остановить — ни жара, ни змеи, ни скорпионы. В то утро, когда мы вышли из лагеря, Петера не было с нами, и мы думали, он нас догонит… Мы остановились перекусить. Я отошла в сторону… И тут его увидела…
Я попросил Джейн проводить меня в лагерь археологов. Без лишних вопросов она провезла меня в своем джипе несколько километров по каменистой дороге — а вернее, по каменистому бездорожью — до лагеря, разбитого рядом с кибуцем, примыкавшим к Кумрану.
Временный бивак — несколько плотных стареньких палаток, расставленных у выступов скал, — был пуст, как если бы обитатели его в панике бежали при приближении страшной угрозы.
Только мужчина лет пятидесяти, с седыми жесткими волосами, разделенными косым пробором, загорелый, с блестящими от пота висками, расслабленно сидел на стуле перед одной из палаток. Он, казалось, дремал, утомленный жарой.
Мы направились, было к палатке Петера Эриксона, но в этот момент из нее вышел Шимон Делам в сопровождении двух полицейских. Увидев меня, он быстро зашагал в нашу сторону. Мы посмотрели в глаза друг другу, как привыкли делать в армии, когда нужно было проникнуть в тайные мысли встречного. Он совсем не изменился — все те же черные волосы, тонкие черты сдержанного лица, ниже среднего роста, коренастый и, как обычно, пожевывающий зубочистку, которая заменяла ему сигарету. На его лбу вырисовывалась буква
«Нун» означает верность, скромность, а конечная ее цель — вознаграждение, обещанное честному человеку, так что «Нун» является буквой справедливости.
— Ари, — произнес Шимон, — я рад видеть тебя здесь.
Потом он повернулся к моей спутнице:
— Как поживаете, Джейн?
— Нормально, — ответила та.
Он приблизился к ней и тихо проговорил:
— Я полагал, что вы в Сирии…
— Нет, — ответила Джейн, — предпочла остаться здесь.
Удовлетворенно улыбаясь, Шимон повернулся ко мне:
— Ари, я счастлив, что ты согласился.
— Но, — запротестовал я, — я еще не сказал, что…
— Ты же знаешь, как нам нужен, — прервал Шимон. — Тебе все так здорово удалось в прошлый раз.
— Шимон, — возразил я, — тебе нет равных в вербовке агентов, но…
— Никто, кроме тебя, не смог бы решить ту задачу, ты сам это знаешь… Здесь нечто подобное. Видишь ли, мне кажется, мы вляпались в историю, пришедшую из прошлых времен. В ней может разобраться только археолог, писец… ессей, не так ли?.. Имеющий опыт военной службы.
— Я еще не дал согласия, Шимон.
— Разумеется, — примирительно отозвался он, спокойно пожевывая свою зубочистку… — Потому-то я и здесь, чтобы окончательно уговорить тебя.
— Ладно, говори, — сдался я.
— Вот это по-деловому. — И Шимон повернулся к Джейн, собравшейся было отойти. — Джейн, вы можете остаться.
Он помолчал, вынул изо рта зубочистку, бросил ее наземь и затоптал, словно окурок сигареты.
— Не стану ходить вокруг да около. Убит человек, археолог, разыскивавший сокровище, о котором говорится в кумранском манускрипте. Это сокровище могло принадлежать ессеям, не так ли…
— Ошибаешься, Шимон, — вмешался я. — Ессеям ничего не принадлежит. Потому они и называют себя «бедными».
— Допустим, — саркастически улыбнулся Шимон. — Эта мелочишка свалилась с неба, не так ли?
— Может быть, — пожал я плечами, — но не вижу связи.
— Связь… Дело в том, что мы убеждены в причастности ессеев к этому делу.
При этих словах я встрепенулся и грубо оборвал его:
— Шимон, кто это «мы»?
— Шин-Бет.
— И там известно о существовании ессеев?
— Конечно.
— Шимон, — проговорил я сквозь зубы, — ты не должен был говорить об этом. Ни единому человеку, кто бы он ни был.
— Черт побери, Ари, но ведь это же секретная служба. То, что входит в Шин-Бет…
— …никогда не выходит из Шин-Бет. Но ты — в курсе, Джейн — тоже. Это уже становится для нас опасным.
— Напомню, что именно я спас тебя, когда тебе грозила опасность, два года назад. И именно я позволил тебе уйти в пещеры и не сдал полиции, когда ты убил раввина [5].
— Почему вы нас подозреваете?
— А подумай-ка, Ари. Кто еще, кроме ессеев, мог совершить ритуальное убийство в этих местах, совершить жертвоприношение, которое, если я правильно понимаю, согласно текстам должно быть совершено в день Страшного Суда?
Ответа на этот вопрос у меня не было.
Его лицо прояснилось.
— Отлично! — бодро произнес Шимон. — Начнем копать с этой стороны, если ты не против.
— Давай, копай.
— А ты мог бы для начала порасспросить дочь профессора Эриксона? Она живет в том же квартале, где жил ты.
— Профессор Эриксон не был евреем, — вмешалась Джейн, будто угадав мои мысли, — но его дочь приняла иудаизм… Сегодня утром она приходила ко мне.