– Обязательно дочка, обязательно, – кивнул им на прощание Пол Грин.
Дверь скрипнула, и брат с сестрой вошли в дом, погруженный в атмосферу криков и скандалов. Первой зашла Моника. В случае отцовского допроса насчет сундука она бы приняла удар на себя, хоть и пугала брата в обратном, а Эдди избежал бы неприятного разговора. Младший член семьи перешагнул порог дома и тихо закрыл дверь.
– Иди наверх и не говори ни слова, понял? – шепнула Моника, кивнув головой влево, указывая путь своему брату.
– Понял вас, сэр капитан, – тихо ответил Эдди и, смотря себе под ноги, быстро прошмыгнул в коридор и поднялся на второй этаж.
Руки Моники заныли, ей казалось, что чем ближе она к цели, тем тяжелее становился сундук. Девушке предстояло пройти знакомый путь через светлый коридор со столиком, на котором красовались ваза с декоративными цветами, телефон кремового цвета и записная книжка с номерами сервисных служб и ближайших соседей. Моника услышала очередные крики спорящих отца и матери. Зачастую, когда родители переходили на повышенные тона или утомляли друг друга до предела, они расходились по разным углам дома, чего так не хотела сейчас Моника. В эти моменты закон подлости обычно ставил подножку, и шансы пересечься с отцом вырастали на несколько тысяч процентов.
– Мне это не важно! – услышала Моника далекий возглас своей матери. – Я тебе говорила, а ты, как всегда, проигнорировал мой совет, вот и мучайся теперь!
– Ты непробиваемая! Я пошел смотреть телевизор.
Моника была практически у цели, но операция по тайному проникновению на второй этаж оказалась под угрозой. Медленно передвигаясь, девушка в очередной раз заметила отсутствие запаха выпечки в доме. Несколько лет назад Оливия Кастер могла задвинуть именитых кулинаров в сторону своими тортами и бисквитами. Запах миндаля и корицы приятно щекотал носы и заставлял желудки урчать в предвкушении вкусного десерта. Последний бисквит от мамы Моника ела еще в прошлом году, но тот оказался непропеченным. Готовка больше не приносила никакой радости Оливии Кастер, а стала своего рода обязательным пунктом монотонной семейной жизни. Телевизор стоял в гостиной, а это значит одно – Джеймс Кастер скоро окажется в коридоре и увидит свою дочь с неприятным сюрпризом в руках. Моника на носочках ступила на первую темно-ореховую ступеньку.
– Стоять! Что ты там притащила в дом?
– Черт! – тихо ругнулась Моника. – Сундук, подарок Эдди.
Джеймс протопал по коридору и оказался около дочери. Моника повернулась к отцу, предугадывая его хищный интерес. Даже если сундук стоит пару центов, недовольства будет столько, что будь в этом мире фирма, платившая за нервотрепку окружающих, то Джеймс Кастер вмиг бы разбогател. Моника давно понимала установки отца. Банкнота имеет ценность, а дети имеют желания. Контроль желаний своих детей будто стал его персональной ценностью.
– Мон, скажи-ка мне одну вещь, – отец указал пальцем на сундук, – на какой черт Эдди нужно это? – Джеймс гневно повел бровями. – И на какие деньги, скажи пожалуйста, ты можешь себе позволить такие вещи?
– Пап, давай не будем сейчас об этом. Вот это… – она указала подбородком на сундук, – стоит всего десять центов, и я не думаю, что одна монета важнее желания моего младшего брата.
Джеймс пару секунд молча смотрел в глаза дочери.
– А теперь послушай меня! – Указательный палец отца нацелился на дочь. – Когда ты устроишься на работу и будешь получать деньги не от нас, радуй кого хочешь. Ты же знаешь, мы с мамой все еще в трудной ситуации, а ты позволяешь себе так мне отвечать? – Моника опустила взгляд и сфокусировалась на пуговице, пришитой к карману синей домашней футболки отца. – Вот и я о том же! Даже ответить нечего. – Джеймс тягостно выдохнул. – Я так понимаю, когда я прошу вас быть поэкономнее и каждый цент хранить на нечто стоящее…
– Может, ты перестанешь отчитывать дочь? – перебила Джеймса Оливия, вышедшая из кухни. Некогда обворожительная женщина предстала перед семьей в уже привычном замученном виде: сальные волосы, тронутое морщинами лицо и усталость. – Ты ее все поучаешь, а сам взял деньги на обучение для оплаты долгов. И ты… – Оливия уже вплотную подошла к мужу и дочери, – не можешь решить свои проблемы и перекладываешь их на детей.
– Я пытаюсь немного облегчить наше состояние, дорогая, или ты считаешь, что я только пилить умею?
Оливия проигнорировала мужа и взглянула на Монику:
– Дочка, иди наверх, и да, милый сундучок, дорогая. Эдди дома?
– Наверху, – ответила девушка.