Двенадцать человек…
Он молод, вся жизнь впереди, а он посвятил ее мессам… для дюжины верующих. Жереми глубоко вздохнул. В мечтах он видел себя пастырем, который пробуждает души людей, насыщает пищей духовной, ведет к радости… Двенадцать человек… И тут же упрекнул себя за эту мысль: не гордыня ли побуждает его жаловаться? Разве он не представлял себя в окружении полного зала верующих? Жереми покачал головой. Нет, его искренность была настоящей, побуждения – чистыми. Это призвание свыше. Но как осуществить свое призвание, если нет паствы? Двенадцать прихожан, в основном стариков и старушек, половина ходит в церковь по традиции, а другая – из суеверной боязни смерти.
Жереми проследил глазами за полетом птицы: она пронеслась над крышами и исчезла за колокольней аббатства, глядящей в синее небо. Аббатство… Вернее, то, что от него осталось. Большая его часть сильно пострадала во время Революции, а потом служила для крестьян каменоломней… А ведь встарь монастырь входил в число самых почитаемых в христианском мире. Он принадлежал ордену бенедиктинцев, имевшему в подчинении тысячу двести аббатств и приоратов, около десяти тысяч монахов по всей Европе. Аббат обладал огромным влиянием и повиновался напрямую Святому престолу, к тому же многие папы происходили из Клюни. И что от этого осталось сегодня? Дюжина верующих в церкви, рассчитанной на четыре сотни прихожан.
Жереми втянул в себя свежий воздух. Далеко внизу виднелись крохотные фигурки, снующие по торговой улице и переулкам. Он долго всматривался в прохожих. Как бы он хотел пробудить все эти души, лишь бы они пришли к нему! Но тут нужно озарение, догадка о том, что, кроме денег, видеоигр, шопинга, секса и телика, в мире существует что-то иное… Неужели это еще возможно? Ему казалось, будто он один из последних верующих в мире, где религия вот-вот исчезнет. Мотивация угасла, его подавляло ощущение собственной никчемности.
Иногда Жереми вспоминал о поездке на угольную шахту. В то время он еще учился в магистратуре, изучая проблемы устойчивого развития производства. Директор шахты не понимал, что защищает энергетику прошлого. Он вел себя так, словно в мире ничего не происходит, говорил о работе, будто не знал, что и клиентов, и рабочих у него становится все меньше и меньше, что шахту скоро уничтожат. Жереми тогда стало его жалко. А теперь он спрашивал себя, не оказался ли сам в сходном положении? Ну, разве что уголь вреден для людей, и когда шахтеры, проведя весь день под землей, поднимаются наверх, они черны с головы до ног. Так что закрытие шахты можно считать прогрессивным явлением. Но ведь духовность пробуждает людей, устремляет их вверх. Если и она пропадет, что же останется?
Жереми тяжело вздохнул, чувствуя, что силы его на исходе. Он окончательно пал духом и даже был готов с этим смириться. Но в глубине души появилось предчувствие: именно из такой тьмы рождается свет.
3
Дверцы шумно захлопнулись за соседкой снизу, и лифт стал спускаться дальше. Ослепительная блондинка выглядела чересчур ухоженной. Алиса в ярости провожала глазами светящиеся номера этажей, стиснув маленькую ручку сына. Вот почему Поль так улыбнулся этой бабенке? Легко быть красивой, когда не надо возиться с ребенком, зато можно ползарплаты тратить на шмотки и каждое утро полтора часа накладывать макияж. А муж в эту западню и попался. Невыносимо…
На первом этаже дверцы раскрылись. Красотка закинула на плечо сумочку «Гуччи», ее высокие каблучки зацокали к выходу. Алиса потащила к стоянке такси дорожную сумку «Delsey» и сына. Поль шел следом с чемоданом в одной руке и мобильным телефоном в другой, на ходу просматривая новости и письма.
Спустя два часа они приехали к отцу Алисы в Клюни и оставили у него машину, взятую напрокат на вокзале скоростных поездов в Маконе. Отец жил в доме, построенном в восемнадцатом веке, с высокими окнами с белым переплетом, разделенным на квадратики, и зелеными ставнями в стиле прованс. Красивый бледно-розовый фасад утопал в глициниях. Тео подбежал к двери и принялся увлеченно звонить. Дед открыл, и мальчик прошмыгнул у него под ногами.
– Качели его интересуют больше, чем я, – усмехнулся старик. – Ну как, хорошо доехали?
Алиса обняла отца, Поль пожал ему руку. Приезжая в гости, Алиса каждый раз радовалась, что он такой безмятежный, – а ведь лет ему было немало. Ясное, светлое лицо отца покрывали мелкие морщинки, которые так славно расходились от синих глаз и тянулись к легким седым волосам.
Все вошли в дом и поздоровались с Мадлен, матерью Жереми, сидевшей с чашкой чая в руке. Поль понес наверх багаж.