— Никогда!
— Это твое последнее слово?
— Никогда, — повторил пленник.
— Кляп, — распорядился первый голос.
— Выслушайте меня, умоляю вас…
— Говори!
— Отпустите меня. Я дам сто тысяч экю!
Кто-то весело рассмеялся.
— Двести тысяч, только освободите…
— Сознайся Точильщику, и завтра будешь свободен.
— Никогда, — повторил пленник.
Кляп был вставлен, несчастный засунут в мешок и шествие исчезло во мраке.
«Странно, — подумал Кожоль, — я никогда не оставался бесчувственным, если слышал крик о помощи. Но я не почувствовал ни малейшей жалости к этому человеку, который с такой легкостью предлагал сумму в двести тысяч экю…»
Он улыбнулся.
— Черт побери! Этот Точильщик имеет полное право гордиться своими людьми! Подчиненные, которые отказываются от двухсот тысяч экю!.. Неплохо было бы познакомиться с этим парнем!
Когда граф подошел наконец к калитке, пробило десять часов.
«Кажется, я не опоздал, — подумал Пьер, — теперь бы узнать, кто назначил мне свидание…»
Захрустел песок под чьими-то шагами. На калитку упала тень.
— Хороший признак, — прошептал Кожоль, — женщина. Должно быть, служанка, которую послала ее госпожа. Как же я буду выпутываться из этой истории?
Нежный голосок спросил его:
— Вы прибыли из Бретани?
— Я приехал вчера утром.
— Где вы остановились?
— В гостинице «Страус».
— Хорошо. Подождите.
Ключ взвизгнул в скважине. И пока отпирали калитку, граф лихорадочно соображал: «К кому же относится приглашение? Ко мне или Ивону?»
Он проскользнул в полуотворенную калитку. Ее тотчас же снова заперли.
— Дайте мне руку, — сказала женщина.
Пьер повиновался. Под густыми деревьями было так темно, что без своего проводника Пьер не смог бы сделать и двух шагов.
«Ручка нежная и тонкая, — рассуждал Кожоль, — служанка из хорошего дома».
Наконец, они выбрались из-под деревьев на открытое место, и Пьер отчетливо увидел заднюю стену дворца.
Девушка направилась к двери, которая открылась у нижней ступени маленькой лестницы.
«Потайная лестница, — подумал Кожоль, — но… кого же здесь все-таки ожидают, меня или Ивона?..»
Пройдя шагов двадцать, женщина свернула вправо и прошла еще немного, ведя графа за руку.
— Где-то здесь возле вас должна быть софа, — произнесла она.
Кожоль ощупью нашел софу.
— Садитесь и ждите.
Но Пьер не отпускал руки своей спутницы.
— Неужели вы оставите меня в темноте?
— Тот, кто живет в комнате напротив, мог бы заметить свет.
«Тот», — отметил мысленно Кожоль, — значит дама — замужем».
Граф все еще держал девушку за руку, хотя та отчаянно пыталась освободиться.
— Но, милое дитя, как я смогу увидеть лицо твоей госпожи?
— Оно прекрасно и в темноте.
Обрадованный Кожоль отпустил, наконец, девушку, и она исчезла.
«Ах, — думал он, — стало быть, она прекрасна! Это замечательно, вот только бы узнать точно, не Ивону ли предназначается это счастье?»
Раздался легкий шорох.
— Это она, — пробормотал граф.
Но прежде, чем он успел что-либо сказать, его шею уже обвивали две нежные руки, маленький рот осыпал его жгучими поцелуями, бормоча: «Я люблю тебя».
Кровь бросилась Кожолю в голову. Бералек был забыт, сомнения отброшены…
Ну да ему ведь было всего двадцать восемь лет!
Через несколько минут об Ивоне вспоминать уже было поздно.
Триумф Кожоля был из тех, которые заставляют краснеть победителя.
Несмотря на признание в любви, женщина искренне сопротивлялась. Кожоль пришел в себя от того, что она зарыдала. Он склонился к ней, полный стыда и раскаяния. Вдруг она вскочила, словно почувствовав опасность.
— Беги… или ты погиб!
Через щель в двери пробился луч света. Кто-то шел по коридору со свечой в руке.
Прежде, чем Кожоль успел ей что-либо сказать, она выскочила за дверь, навстречу нежданному гостю.
Пьер остался один в потемках. Вместо того, чтобы бежать, он сидел и думал о той, которой овладел, не видя ее лица.
Подойдя к двери и заглянув в замочную скважину, граф еле сдержал крик изумления.
«Она действительно прекрасна», — подумал он. Высокая, с матовым цветом лица, свойственным смуглянкам, с небольшим розовым ртом, она была ослепительно хороша. Огромные черные глаза таили в себе страсть и недюжинную энергию. В ней было что-то от тигрицы, которую почему-то принимали за кошечку.
Вошедший зажигал свечи, поэтому не видел взгляда, которым его наградила эта женщина. Вряд ли он оставался бы столь беспечным, если бы смог его заметить. Но он был слишком занят. Наконец, он зажег свечи и обернулся. Кожоль сразу же узнал его.