19
Одноглазый
Этой ночью в Центральной станции геологической экспедиции свет не гас.
В большом зале допоздна царило оживление. На походных койках лежали старший геолог Петров, спасённый Элкой и Китой с помощью рабочих его бригады, профессор Мартинов и Павлик. Все трое получили от профессора Иванова по дозе снотворного и теперь, после необычайного дня, спокойно спали.
Врач из села не появлялся — он был где-то в городе. Для оказания первой помощи явилась дежурная акушерка, при появлении которой все смеялись, перед тем как предоставить себя её заботам. Место врача занял профессор Иванов.
Акушерка оказалась расторопной и распорядительной родопчанкой, которая за несколько часов привела в порядок «холостяцкий» дом.
— Для какой помощи вызвали вас, акушерку? — смеялся больше всех профессор Мартинов.
— Вы сейчас все ляжете и выпьете вот эти лекарства, которые дал профессор — она имела в виду Иванова — и не будете много рассуждать. Ежели бы вы знали больше него, были бы и вы профессорами! — строго распорядилась она и заставила всех лечь на койки и выпить снотворное. Затем она занялась другими делами. Здесь чувствовалась необходимость в твёрдой женской руке, а её рука была достаточно твёрдой. Она нашла дело и для Элки, и для Киты, и для деда Стояна.
— А ну, дедуся, возьми эти камни отсюда и отнеси их вон туда, на окошко! Разложи их там на подоконнике! Чудаки, право! Завалили столы, стулья, кровати камнями, пылью, травой. Никакой гигиены. Без гигиены, голубчики, далеко не уйдешь. А ну ты, девушка, пошевелись, постирай вот эти скатёрки, а ты возьми вон те вещи!..
Акушерка распоряжалась как у себя дома и очень скоро всё на Центральной станции стало выглядеть по-иному. Хотя была уже поздняя ночь, в доме кипела работа, словно настало утро и готовилось какое-нибудь торжество. Но чем больше проходило времени, тем большее смущение овладевало всеми. И сама акушерка тяжело вздыхала.
Белобрысик ещё не вернулся.
Элка и Кита видели его последними. Они много раз повторили рассказ о своей встрече с ним, и в глазах их светилось такое беспокойство за его судьбу, что Павлик, перед тем как заснуть, жалел, что лежит тут с исцарапанными коленями и руками, а не находится там, где сейчас его друг. Девочки говорили о нём как о самом смелом человеке и это было очень мило с их стороны.
Когда весь дом затих, профессор Иванов забросил за плечо ружьё и тихонько вышел. Сияла луна, создавая сказочную картину отблесков и светотени. Он вздохнул, облегчённый и ободрённый приятной прохладой невероятно тихой лунной ночи и направился в лес.
Недалеко отсюда в сосновом лесу стоял приземистый лесной домик агупта Балцака, в который профессор Иванов любил заходить, днём и ночью. Балцака все здесь знали под одним именем — Одноглазый.
Агупты — египетские рабы, переселённые в болгарские земли во времена римского владычества. Ими пользовались для работы в подземных рудниках, а также как опытными кузнецами и слесарями.
Балцак сохранил своё наследственное родовое ремесло. Только вместо того, чтобы выковывать шлемы и мечи, он довольствовался изготовлением подков для мулов, и того, что он зарабатывал, хватало ему и его животным.
О нём местное население рассказывало легенды. Для окрестных жителей Балцак был чем-то вроде колдуна. У него был ручной волк и к нему в хижину часто приходили спать медведи, а медведицы приводили к нему во двор медвежат поиграть.
Одноглазый Балцак знал тайны многих целебных трав, успешно лечил самые страшные раны и умел говорить так, что птицы ему отвечали, а волк выходил к нему из своей норы.
Профессор познакомился с этим агуптом в первые же дни после своего приезда. Второй раз он встретил его случайно и сблизился с ним на почве общего интереса к растениям. Агупт увлёкся исследованиями естественника и стал ему помогать.
Они должны были встретиться в девять часов вечера на берегу протекающего здесь небольшого, но бурного прозрачного потока, пересекавшего своими извилинами самую живописную часть леса и носившего поэтическое название «Серебряный ручей». Хотя условленный час встречи давно миновал, профессор направился в определённое место, уверенный, что Одноглазый его дожидается.
Профессор не ошибся в своем предположении. Балцак его ждал. Верный своему обещанию, он появился, будто вырос из-под земли, как только профессор просвистел условленный сигнал. Ростом он был двух метров, а в плечах — больше метра ширины. Он старался говорить тихо, но его голос гудел, словно из бочки.
— Наша гостья придёт, Балцак? — были первые слова профессора Иванова. Он старался рассеяться, прогнать из головы мучительные мысли.
— Её жизнь проста, товарищ профессор, — ответил агупт, — и, чтобы сделать жизнь веселей, она придёт. Выкупается в реке. У неё нет других развлечений. Мы, лесные жители, все такие.
Одноглазый агупт Балцак не отделял себя от лесных зверей. Более того, для него люди, жившие в горах, и звери в лесу имели одинаковую судьбу, жили одинаковой жизнью. Когда кто-нибудь убивал дичь, он говорил:
«Зачем ты её убил, братец? Почему ты не убил свою сестру в хижине, а её? Она ведь нежнее, безобиднее твоей сестры, ничем тебя не обидела».
— А если медведь почует нас, он на нас нападёт? — спросил профессор Иванов.
Одноглазый набил трубку табаком, но не зажёг её. Повертел её в руках и, почему-то тяжело вздохнув, ответил очень тихим голосом:
— Животное, товарищ, никогда не нападает на человека, кроме тех случаев, когда оно хищное и притом очень, очень голодное, так что от голода не знает, что делает. Для животных нет зверя страшнее человека, товарищ. А этот медведь очень добрый и кроткий. Я знал его мать.
Одноглазый снова вздохнул и посмотрел на небо. Луна разливала мягкий свет. Притихший лес, уснувшие деревья, тишина, эта чудная, необыкновенная лесная тишина в такие тихие вечера разнеживала душу, настраивала её на мечтательный лад, увлекала в воспоминания.
Сидя на стволе дерева, опершись на пастуший посох, одноглазый агупт выглядел каким-то лесным великаном, словно хозяином леса. Фигура его была крупна и узловата, как стволы окружающих деревьев.
— Его мать была редким животным, — продолжал он. — Стой, когда это было? Чабаны сказывали мне, будто видели в лесу белого оленя. Белого, как снег, с серебряными рогами. Захотелось мне его увидать, стал я искать его повсюду, днём и ночью. И вот, встретил.
— Правда, белого и с серебряными рогами? — шёпотом спросил профессор.
— И белого, и с серебряными рогами, товарищ. Дело было так. Привлек меня рёв оленей в лесу. Была пора их брачного периода. Нашёл я их. Вдруг и увидал. Он стоял в кругу, состоящему из самок, и самцы ходили вокруг и ревели. Потом столпились самцы вместе, стали бороться, играть, силой меряться. А он стоит среди самок, окружённый ими, красавец, ах, какой красавец, товарищ, и смотрит свысока, через самок, на своих соперников!
— Пленник женщин, значит! — засмеялся профессор.
— Не дай тебе бог, товарищ, попасть в такое положение, но дело так и было, пленник. Ан другое вышло. Вожак стада, крупный сильный олень, был что-то сердит на белого. Не знаю, может, стадо уже не хотело иметь его вожаком, может, выбрало уже в вожаки белого, не знаю, словом. Старый олень сердился, ревел, хотел прорваться через обруч, чтобы добраться до белого с серебряными рогами. Самки его не пропускали, самцы ревели, а старый отбегал в сторону, всё более раздражаясь. Наконец, он вдруг разогнался и невиданным прыжком оказался среди самок, рядом с белым. Начался бой. Самки разбежались, а остальные самцы прижали со всех сторон старого оленя, да начали его бодать отовсюду, так что он, в конце концов, свалился, поджав ноги.
Белый олень пошёл к лесу, самки за ним, а за самками пошли самцы. Никто из них не оглянулся на бывшего вожака. Он перед ними провинился и был наказан. Стадо покинуло его и пошло за своим любимцем.
Старый, сильный когда-то вожак остался лежать на лужайке. Тогда она и вышла, и я познакомился с ней, со старой медведицей, матерью того медведя, которого мы поджидаем. Она вышла из лесу. Любопытная, как я, она наблюдала за тем, что делается в оленьей семье. Подошла к старому оленю. Он поднял голову, стал принюхиваться, она дружелюбно хлопнула его лапой и села возле него, а он уронил голову на землю. Если бы вы только могли его видеть! Понял я, что она его утешить хочет, и так мне радостно стало, что полюбил я её тут же. Понял я, товарищ, что у неё душа есть, доброе сердце. И не обманулся. Так и вышло. Потом я ещё лучше это узнал, когда мы с ней приятелями стали.