— Мне пора идти! — сказал профессор Иванов. — Пора на виллу. Вы все приходите попозже.
Он не решился сказать правду.
— Идите, профессор, — обратился к нему дед Чудо. — Мы все придем наверх, к моим соколикам, на вершину Орлиное Гнездо. Передайте им от нас привет. Сегодняшний день сулит нам радость.
Утро засияло над пробуждённой землёй. Солнце выглянуло над еловыми лесами.
Новый день рассыпал солнечные обещания, но при своём зарождении он был обременён тревогами предшествующего.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
21
Дружба обязывает
Было уже давно за полночь, когда Павлик открыл глаза, разбуженный шумом, характер которого он не мог определить. В лесу раздавались трели соловьёв.
Несколько минут он лежал неподвижно в постели. Вслушивался в голос леса, доносившийся через распахнутое окно. Затем приподнялся и увидел пустую кровать профессора Мартинова. Он подумал, что профессор вышел, и это его успокоило. Он сел в постели. Перед его глазами быстро промелькнули вчерашние события. Особенно сжалось его сердце при одной мысли — Белобрысик вчера не вернулся. В уме у него промелькнуло: «Если старший геолог Петров, сильный и вооружённый, был ранен этим опасным человеком, что могло случиться с Сашей?»
Сквозь листья тонкой берёзки, заглядывавшей в окно, Павлик засмотрелся на побледневший диск луны. Небо окрашивалось в предрассветный багрянец.
Вдруг тишину нарушил знакомый Павлику сигнал. Сердце его замерло от радости. В одно мгновенье он откинул одеяло и оказался у окна. Из леса донесся резкий крик сойки, типичный и знакомый.
«Белобрысик жив! Он в лесу!» — промелькнуло в голове у Павлика, сердце его дрогнуло, и на глазах заблестели слезы умиления.
Сигнал, повторявшийся с паузами, означал: «Продолжаю выполнение задания!»
«Если бы дед Чудо мог откуда-нибудь увидеть всё это», — думал с гордостью Павлик. Дед Чудо назвал этот сигнал «Дружба обязывает».
Сигнал снова прозвучал в лесу. Павлику хотелось закричать во весь голос, чтобы Белобрысик его услышал, но обстановка позволяла только слушать и молчать.
Сигналы прекратились. Павлик почувствовал холод и снова лёг в постель, отдавшись смелым мечтам и мыслям. Небо на востоке всё больше розовело. Приближалось мгновение, когда в радостном блеске должно было показаться сияющее солнце, возвещая начало этого исполненного ожидания и предчувствий летнего дня.
В этот момент Павлик услыхал осторожные шаги под окном, скрип песка. Он затаил дыхание, весь превратившись в слух.
Шаги удалились вправо, направились к главному входу. Нигде не стукнула дверь, нигде в доме не раздалось шума. У Павлика появилось непреодолимое желание узнать, кто ходит вокруг дома. Он быстро оделся. Поколебался, откуда ему выйти и, в конце концов, остановился на окне. Выбраться из окна, находившегося на втором этаже, для него не составляло труда. Перед тем, как вылезть в окно, он снял со стены своё ружьё, висевшее рядом с двустволкой профессора Мартинова, и затем решительно перелез через подоконник.
Замерев у тонкого ствола берёзы, он сторожко осмотрелся и двумя прыжками достиг угла дома. Отсюда уже была видна как лужайка перед домом, так и всё пространство до леса. Но в то же время здесь, на углу, его самого было видно. Поэтому он предпочёл проскочить к гаражу. В тени гаража он был невидим. Эта позиция предоставляла ему больше возможностей. Он занял её бесшумно и быстро.
Тем временем наступила полная тишина раннего утра. Состязание соловьёв в лесу окончилось. Шум листвы замер, ветер стих, во всем просторе разливалось сияние и блеск солнечных лучей.
Внезапно эта тишина была нарушена далёкими, неясными, удаляющимися шагами. Павлик насторожился. Слышно было, как под тяжёлой поступью поскрипывает песок.
«Где же он прятался? Не заметил ли он меня? Кто он?» — спрашивал себя Павлик.
Когда шаги отзвучали и заглохли, он выглянул из-за угла гаража и как раз вовремя: фигура удаляющегося человека, в котором Павлик узнал профессора Мартинова, завернула за ближайшие кусты. Он направлялся к Чёртовым Берлогам. На спине у него был рюкзак. Хотя Павлик видел его всего несколько секунд, он успел заметить, что профессор вооружился верёвками, клиньями и другими приспособлениями альпинистов. Ему стало ясно, что он направляется к злополучному колодцу, который чуть было не отнял жизнь и у самого Павлика.
«Мой долг — последовать за ним, охранять его и защитить, если понадобится, — внушал себе Павлик, воодушевившись. — Белобрысик не вернулся и подал сигнал «Дружба обязывает». Он, значит, выслеживает. Есть, следовательно, что-то подозрительное. Но разве могло произойти что-либо, что не было бы связано также и со старым профессором? Алчный искатель кладов, что бы он ни предпринял, в конце концов всё равно с ним столкнётся».
«Если я последую за профессором, то рано или поздно встречусь и с Белобрысиком и с Хромоногим», — убеждал себя Павлик.
Наконец, он решил: «За профессором, куда бы то ни было!»
Утро казалось ему более лучезарным, чем когда-либо. Его сердце охватил восторг сияющего неба, им владели смелость и упорство, побуждавшие его к действию.
Перед тем как тронуться в путь, Павлик, спрятавшись в кустах, подал сигнал «Дружба обязывает». Резкие звуки полетели в тихом утреннем воздухе и растаяли в бесконечности.
Никто не ответил.
Он закинул ружьё за плечо, осмотрел простирающийся перед ним лес, спускающиеся к бездне осыпи, утёсы Орлиного Гнезда, долину Чёртовых Берлог и тронулся в путь по тропинке.
Он не прошёл и сотни шагов, как услышал за собой быстрые шаги. Кто-то за ним бежал.
— Меня преследуют! — сказал себе испуганный Павлик. — Убежать?.. Нет! Я встречу их здесь.
Он спрятался в гуще кустарника и приготовил ружьё. От волнения он едва дышал.
«Кто бежит сюда? Может быть, Белобрысик. Он услыхал мой сигнал».
Чем больше приближались шаги, тем Павлику становилось яснее, что это не Белобрысик. Тот бы не бежал так шумно, не дышал бы так тяжело, как гончая после долгого преследования дичи.
Наконец на тропинке появился преследователь. Это была Элка. Её глаза, похожие на фиалки в полутени рождающегося дня, были тревожны и грустны. Она на секунду остановилась, прислушалась. Ноздри её шевелились, будто она принюхивалась к чему-то. По сжатым губам пробегала дрожь волнения, щёки зарумянились.
— Элка! — тихо позвал её Павлик.
Она вздрогнула, осмотрелась вокруг, узнав его голос, и когда он показался из зарослей, она порывисто двинулась к нему, как будто собираясь его обнять. Фиолетовые отблески её глаз приобрели свойственный им нежный тон летнего солнечного неба.
— Павлик… ты… я тебя увидела из своего окна…
В глазах её дрожал страх. Грудь высоко поднималась от учащённого дыхания. Нежная и милая в своей смелости и детской растерянности, она опустила глаза, встретив восторженный взгляд Павлика.
— Я всю ночь не спала, — прошептала она.
— Элка, ты… не надо было…
— Я тебя не оставлю одного. Хромоногий убил Белобрысика; Сашок не вернулся… А теперь и тебя… — Она разрыдалась.
Павлик взял её за плечи, попытался успокоить, но держал от себя на расстоянии, словно она была хрустальной вещью, которая могла разбиться от одного прикосновения. А она, наклонившись вперёд, заплаканная как ребёнок, словно приросла к месту, опустив руки. Как хотелось Павлику утереть её слезы, погладить её по голове. Она была готова спрятать голову у него на груди. Это было так естественно в такой момент.