- Ран, - голос хриплый и тихий, всё ещё сипящий, резал по ушам, заставляя хмурится. – Ран, прости меня. Я сейчас вспомнила слова того беловолосого мужчины. Вас ведь накажут из-за меня…
- Не думай об этом. Нам не привыкать. – Перехватив поудобнее девушку, он ускорил шаг, заметив освещенные ворота складской зоны. Стоявшие там на охрану байков люди заметили стремительно приближающегося главу с девушкой на руках, и засуетились, готовясь их встретить. – Риндо всё переживёт. Ему главное, что ты цела. Как и мне. Всё хорошо, Мейко. Ты в безопасности. Об остальном не думай, это уже наша забота.
- Но, Ран…
- Это не твоя вина, Мейко. Не твоя, слышишь? И никогда не думай, что ты нам в тягость. Риндо был готов пойти один, без людей, чтобы вытащить тебя. Он знал, на какой риск идёт, и был готов на это ради тебя. Поэтому, Мейко, - он бросил короткий, полный решительности взгляд на плачущую девушку. – Знай: мы всегда рядом. И всегда готовы спасти тебя. Вне зависимости от того, что ждёт нас потом. Риндо любит тебя. А я люблю своего брата, поэтому дорожу и тобой.
Мейко лишь кивнула в ответ, не силах вымолвить ни слова. Она прижалась лбом к груди Рана, сжав в руке его плащ, и тихо плакала, не пытаясь сдержать рвущиеся эмоции. И Ран не останавливал её, дав возможность выплакаться, коротко отдавая приказы подбежавшим к ним сопартийцам.
========== Поддержка Короля ==========
Комментарий к Поддержка Короля
Предупреждения: паническая атака, истерика, суицидальные мысли
Май в этом году был холодным – Мейко давно уже не помнила года, когда в последний месяц весны она ходила в теплых свитерах и шерстяных носках. Дожди лили день за днём, а редкие сухие дни были по-осеннему пасмурными. Но никакая тёплая одежда, одеяло и горячий чай не могли согреть девушку. Казалось, что само сердце покрылось ледяной коркой, и бьётся из последних сил. Погода будто чувствует её состояние, физическое и душевное. И небо тоже плачет и плачет без остановки.
Эти несколько недель после похищения смешались в одну сплошную кашу: Мейко не могла вспомнить, как лежала в больнице, как посещала полицию, как забирала документы из школы и заканчивала учебный год экстерном, как увольнялась с работы. Все эти дни были покрыты будто плотным туманом, и казались одним сплошным серым пятном. Один и тот же цикл, раз за разом.
Девушка тихо вздохнула, поплотнее кутаясь в одеяло. Серые глаза с безразличием следили за колыхающейся пёстрой занавеской: она специально оставила на ночь открытым окно, чтобы было больше воздуха на случай панической атаки. А они начали преследовать её еженощно. Стоило закрыть глаза, как картинки похищения мелькали в бешеном темпе, заставляя вновь и вновь переживать весь ужас и стыд, вызывая удушающую волну паники.
Когда это случилось в первый раз, ни она, ни её мать не могли понять, что делать. Ёсихара металась от задыхающейся дочери к ревущему от страха за сестру сыну, не зная, что делать и как быть, пока Мейко сидела на полу и раздирала ногтями горло, что в спазме не давало сделать спасительный вдох. Всё прошло само собой, и после она вместе с матерью пила на кухне успокаивающий чай, прижимая к груди плачущего без остановки братишку. Амэ в ту ночь спал рядом с ней, ютясь на узкой постели, прижавшись к боку сестры, думая, что так может помочь. А Мейко рассеянно гладила его по голове, не в силах сомкнуть глаза, боясь, что паническая атака вновь явится без спроса.
Бессонные ночи одна за другой, антидепрессанты, шепотки одноклассников и соседей – всё это убивало, медленно растворяло девушку в пучине страха и паники. Она осунулась, тонкий стан стал ещё меньше, торчащие косточки выглядывали из-под одежды. Под глазами залегли огромные чёрные пятна, волосы от отсутствия ухода растрепались и потускнели. Мейко лежала целыми днями, закутавшись в одеяло, не в силах заставить себя встать и делать хоть что-то, бесцельно смотря на колыхающиеся ветки клёна за окном. И горящие раньше сияющим алмазом серые глаза потухли, напоминали то самое пасмурное небо над Токио. Мейко понимала, что своим видом и состоянием причиняет боль матери и брату, но ничего не могла с собой поделать. Понимала она, почему и Риндо перестал с ней контактировать.
Она видела его в последний раз тогда, в день похищения, и с тех пор девушка получала лишь редкие сообщения. Ни звонков, ни приходов, будто канул в воду человек. Будто не было тех счастливых дней в начале весны, когда они упивались любовью и друг другом. Это казалось таким далёким и нереальным, что более напоминало чудесный сон, который хотелось посмотреть вновь и вновь. Но это было реальным, как бы болезненно не было это осознание. Говорила об этом чёрная мужская толстовка, которая грела в особо холодные ночи, и можно было закутаться в неё, как в кокон. Говорил об этом плюшевый тюлень с большими голубыми глазами, что смотрел с грустью из угла комнаты на девушку, как когда-то смотрел на неё через стекло игрового автомата. Риндо вытащил его с хрен пойми какой попытки, и с торжеством вручил смущенной и счастливой Мейко. Говорили о былом пара фотографий из фотокабинки, что выглядывает из-под обложки покрытого пылью ежедневника. Там вечно хмурый Риндо корчил в неудовольствии рожи, пока Мейко счастливо улыбалась до ушей, прижимаясь щекой к крепкому мужскому плечу. Эти вещи давили на больное, вопя во всеуслышание: «Это была реальность, и теперь её нет».
Мейко всхлипнула, прикрыв рот рукой, боясь разбудить чутко спящую мать за стеной. Непролитые слёзы затуманили глаза, и слабо освещенная уличным фонарём комната казалась одним мутным белёсым пятном. Девушка пыталась восстановить дыхание, судорожно делая вдохи и выдохи, а слезы стекали по щекам и тонули где-то в подушке. Воспоминания о времени с Риндо всегда давали ей маленькую надежду, были тем самым спасительным плотом в штормовом море. Но с каждым днём молчания Рина эти воспоминания становились всё больнее и больнее.
Вначале Мейко думала, что его молчание связано с её контактом с полицией. Как бы ни расспрашивал её следователь, как бы ни старался подвести психолог во время терапии, девушка молчала, не говоря ни слова о Братьях Хайтани. «Они были из чужой банды», «Они меня пожалели», «Они меня не трогали» - как мантру повторяла Мейко раз за разом, ни упоминая имён и места. Она понимала, что это спасёт и её и их, хотя никто об этом не просил. Но, как только полиция отстала, и Мейко попыталась связаться с Риндо, холодная стена игнорирования выросла в считанные минуты.
И тогда она начала думать о другом.
О том, что Риндо посчитал её «грязной». О том, что ему не нужна была «потасканная» девушка, хотя её никто не тронул, не посмели. О том, что жалко выглядела тогда, испуганная и ревущая. Она не говорила, что пыталась сопротивляться, и как смело огрызалась похитителям и отбивалась от них. Но это только в кино девушки сами спасают себя и выходят с победной улыбкой к своему возлюбленному. На деле, они получают унижения от срывания одежды под громоподобный хохот незнакомых мужчин. На деле, они получают удар ботинком в живот, который бордовой гематомой напоминал о себе ещё несколько дней. На деле, они остаются хромыми на всю оставшуюся жизнь, потому что падают на бетонный пол с высоты и повреждают что-то там в суставах, что восстановит только дорогостоящая операция. Жизнь – не сахар, и ломает даже самых дерзких людей. Так и сломалась Мейко.
Она надеялась на поддержку самого дорогого ей человека. Человека, которому открылась, с которым хотела быть однажды и навсегда. Но Риндо молчал. Молчал минутами, часами, днями, будто пытался отстраниться от неё, уйти как можно дальше. И Мейко, пытавшаяся хоть как-то вернуть их связь, просто однажды сдалась. Последняя искра надежды для неё погасла, и она потерялась в темноте депрессии.