— Твои новые птички? — спросил он, чмокнув. Гюльжан не поняла вопроса, но догадалась по интонации и мимике его обезьяньего лица, что речь идет о них. Капля слюны вылетела изо рта евнуха и попала на платье черкешенки. Ее затошнило, и девочка постаралась подавить рвотные спазмы. От сального толстого мужчины ее мутило, темнело в глазах.
— Мои алмазы, которые нуждаются в огранке, — ответив ему по-татарски, старуха-смотрительница окинула каждую новенькую долгим взглядом, немного дольше задержав его на Гюльжан. — Девочки, пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Вам принесут новую одежду, а потом накормят. Вы проголодались, так ведь?
Зейнаб кивнула, а Гюльжан, словно овца на заклание, покорно поплелась за Лейлой. Их поместили в маленькую комнатку, увешанную коврами, с рисунками, изображавшими любовные сцены, с узкими кроватями, заправленными покрывалами. Свет проникал через резные окна с разноцветными стеклами, прикрытые тяжелыми золотистыми портьерами. Кроме них, здесь были еще пять девочек — две мулатки с кофейной кожей приятного оттенка, черная, как эбеновое дерево, эфиопка с толстыми губами, такими же, как у верховного евнуха, и две белокурые, одна англичанка с голубыми глазами и густыми волнистыми волосами, другая — француженка, захваченная в плен вместе с кораблем, принадлежавшим ее отцу — купцу, довольно миловидная, развитая не по годам, резвая и смышленая. Позже маленькая девочка с Кавказа узнала, что рыжий цвет волос считается дьявольским. Во всем гареме во все века не было ни одной рыжеволосой. Француженка что-то спросила у Гюльжан на певучем языке, своеобразно произнося звук «р», но черкешенка ее не поняла. Новые подруги предложили княжнам одежду — шаровары, закрытые ботинки, туго охватывающие лодыжку, цветные шелковые халаты до пола, похожие на мужские, шелковые сорочки, платки, по краям украшенные бахромой, и круглые бархатные малиновые шапочки. Гюльжан присела на кровать, безучастно глядя перед собой, а Зейнаб, с восторгом перебирая вещи, выбрала полосатый халат, белую рубашку почти до пола, платок с золотистой бахромой и глянцевые черные ботинки.
— Посмотри, какая прелесть! — быстро скинув запыленную одежду, она стала натягивать шаровары, но грозный окрик Лейлы заставил ее вздрогнуть и воровато оглянуться.
— В хамам, — скомандовала смотрительница, и девочки покорно поплелись за ней. Лейла остановилась возле одной из широких дверей, достала из кармана связку ключей, и они все зазвенели в воздухе, пахнувшем благовониями. Сунув один из них, самый длинный, в замочную скважину, она отворила дверь, и девочки, неожиданно для себя, оказались в просторной комнате, посреди которой красовался квадратный бассейн с небесно-голубой водой. Зейнаб захлопала в ладоши, а бесстрастная Лейла кинула им два белейших махровых полотенца, таких больших, что худеньким черкешенкам можно было дважды обмотать их вокруг себя, и толкнула в комнатку поменьше, жарко натопленную. Она объяснила, что это парилка, где нужно посидеть несколько минут, чтобы с потом сошла грязь, а потом охладиться в бассейне. Старуха плеснула на раскаленные камни воду, и они зашипели, как ядовитые змеи, обдав девочек паром. Обе залезли на лежанки, а Лейла зорко следила за ними, потом натерла будущим невольницам головы благоухающей пенящейся жидкостью, пахнувшей диковинным цветком, и, слегка подтолкнув, отправила в бассейн. Холодная, кристально чистая родниковая вода освежила Гюльжан, прояснила тяжелую голову, сняла усталость. Она провела рукой по смоляным волосам, крупными завитками спадавшим на плечи. После мытья они стали еще пышнее, как черное покрывало ночи, окутав ее стройную фигурку. Старуха, резко повернув к себе будущую невольницу, провела по волосам костистой рукой с бугристыми синими венами.