И зачем же раньше времени портить его признанием, подумала Николь, наслаждаясь силой рук, обвивших ее. Она так долго молчала. Что изменят еще несколько часов?
Он чуть расслабил руки только для того, чтобы повернуть ее лицом к себе. Николь знала, что он собирается поцеловать ее. Неужели это эгоизм, если она ему позволит? Так она укрепит связь, возникшую между ними. Может быть, это поможет потом?
Они стали любовниками. А любовники прощают друг друга… Разве нет?
Его жаждущий рот овладел ее губами. Взял в собственность самые охраняемые секреты. Погрузил в глубины желания. Пусть все исчезнет в темноте, лишь бы она могла стать частью его.
Но Пирс не поддался искушению.
— Я обгоняю сам себя, — хрипло пробормотал он, отодвигая ее и направляясь к двери. — Поскорей переоденьтесь, а то весь мой план игры пойдет насмарку.
Когда она спустилась вниз, он уже принес на веранду корзину с едой и раскладывал ее содержимое.
— Как я и подозревал, Жанет уложила столько еды, что можно накормить взвод, — добродушно проворчал он. — Кстати, пока вы переодевались, я позвонил ей, хотел узнать, как она справляется с Томом. Кажется, у них потрясающее приключение: они делают шоколадный торт и печенье и не позволяют Красотке вмешиваться.
— Я рада. — Николь постелила на стол красную льняную скатерть, поставила тарелки и положила вилки и ножи. — Я чувствовала себя виноватой из-за того, что взвалила на нее заботу о Томми.
— Знаете, она очень любит вас. Вчера вечером, когда я сказал, что собираюсь поехать сюда с вами, она мне прочла строгую нотацию.
Пирс с упреком помахал куском французского батона и, неумело подражая Жанет, визгливым сердитым тоном начал:
— «Эта девушка, как начала в мае работать, так ни разу по-настоящему и не передохнула. Пирс Уорнер, вы удивляете меня, вы хоть замечаете, что она закапывает себя в землю без слова благодарности с вашей стороны? Ваша мать, Боже, упокой ее душу, была бы шокирована! Это лучшее время для вас взяться за ум».
— И вы все вытерпели? — Хотя Николь смеялась, но она знала, какой бывает у Жанет острый язык. Особенно, когда она выбирает жертвой Пирса.
— Я здесь и рассказываю об этом. Разве не так?
— Я полагала, что вы здесь потому, что вам захотелось сюда приехать, — отважно возразила Николь. — У меня создалось ошибочное впечатление, что это ваша идея привезти меня сюда, а не Жанет.
— Это моя идея, — заверил ее Пирс. Взглядом собственника он изучал ее фигуру. — Я бы никому, любимая, не позволил остановить меня. Но приятно знать, что у меня есть благословение Жанет. Потому что, когда она против, это сущий дьявол.
Любимая… Он назвал ее ЛЮБИМОЙ! Ее окатило восхитительным жаром. От смущения не осталось и следа. Только кипящая жажда. Она хотела его, и желание беспрестанно наполняло кровь.
— Она также подчеркнула, — Пирс продолжал раскладывать мусс из копченой форели, крекеры, паштет, зеленые оливки, черный виноград без косточек, тоненькие ломтики цыплячьих грудок и тартинки с лимоном, — на случай, если я не заметил, что вы «приз, который стоит того, чтобы хранить».
— И что вы на это ответили? — Она наконец решилась искоса посмотреть на Пирса.
— Что я полностью с ней согласен. Я привез вас сюда, Николь, не для того, чтобы дать вам отдохнуть. Это такое место, с которым связаны особые воспоминания. А мне надо что-то у вас спросить. — Поставив бутылку с вином в глиняный кувшин со льдом, он обошел стол, взял ее за руку и подвел к дивану-качелям. — Мы бесконечно толковали о том, как лучше вырастить Тома. О ценностях и морали. О подготовительной школе и детском саде. О том, надо или не надо ребенку смотреть телевизор. Но мы никогда честно, по-настоящему не говорили о себе. О мужчине и женщине, которых мощно влечет друг к другу. Я целовал вас и любил вас. Вопреки своим лучшим принципам. Наверно, и вашим тоже. Но я никогда не говорил о своих чувствах к вам. Не думаю, что я понимал их сам. Или вернее, я не был готов признать их. До прошлой ночи. Когда у меня вдруг возникла ужасающая мысль, что я могу потерять вас. И в тот момент я понял, что если вас здесь не будет, то не только в жизни Тома появится пробоина. Но и моя жизнь… — он заглянул ей в глаза, — будет такой отвратительно пустой, такой невыносимой, что не знаю, справлюсь ли я с ней. Это самая длинная речь, какую я когда-либо говорил. Так не будете ли вы добры заставить меня замолчать?
В горле стоял ком, она взглянула на него, на глаза набежали слезы.
— Ох, черт! — пробормотал он, прижимая ее к себе. — Я не хотел заставить вас плакать. Это из-за того, что я сказал? Сказал слишком рано?
— Нет. — Она покачала головой. — Вы все сказали очень правильно. Но только я не уверена, что когда…
— Я пытаюсь объяснить, что люблю вас, — в тревоге перебил он. — Я не предлагаю тайную связь или случайные свидания. Я спрашиваю, выйдете ли вы за меня замуж. И делаю это чертовски глупо.
— Но так же нельзя! — воскликнула Николь. — Вы же не так много знаете обо мне.
— Я знаю все, что мне надо знать. — Он зарылся лицом в ее волосы, осыпал поцелуями веки, щеки. — Я знаю, что вы любите Тома. Я знаю, что вам будет несложно принять Тома как постоянную часть нашей совместной жизни.
— Конечно, — прошептала она, утопая во взгляде Пирса. — Я люблю его, Пирс, по-настоящему люблю. Я бы так хотела не ждать до этого момента, а сказать раньше… Потому что вы имеете право это знать уже давно…
— Для нас обоих пришло правильное время. — Пирс, конечно, не понял, о чем она говорила. — И как вы могли что-то сказать, когда между нами стояла Луиза как нерешенная проблема.
Николь слышала, как бьется под ее ладонью сердце Пирса. Чувствовала, как неистово отвечает ее собственное на страстный голод, отражавшийся в его глазах. Она забыла обо всем.
— Если бы я сейчас умерла, — охрипшим от обуревавших ее чувств голосом проговорила Николь, — то была бы счастлива, зная, что я в ваших объятьях и что с последним дыханьем я снова сказала, как сильно я вас люблю.
В его глазах блеснули слезы.
— Я не заслуживаю тебя, — пробормотал он, потрясен но лаская ее.
— Ты заслуживаешь гораздо, гораздо большего, — шептала она, скользя руками по его атласной, загорелой коже, ощупывая сильные мышцы, ощущая вибрирующую страсть его плоти, прижатой к ее бедрам.
«Позор! — кричал голос совести. — Остановись сейчас же! Или будешь проклята навек!»
— Возьми меня, Пирс, — просила она. — Заставь меня забыть, что мир полон огорчений и безобразий.
Он застонал, выражая боль и радость одновременно. Он чувствовал себя безраздельным собственником этой женщины.
— Я так боялся, что потеряю тебя, — бормотал он. — Прошлой ночью ты ушла, и я не знал, как…
— Не говори о прошлой ночи, — прошептала она, закрывая его рот своими губами и покрывая его быстрыми, жаркими поцелуями. — Ничего не имеет значения, кроме этого дня, этого момента.., кроме тебя и меня…
— Да. — Глаза будто впитывали ее лицо, черту за чертой. — Да!
Он уложил ее на подушки старых качелей, которые раскачивались, как колыбель, убаюкивая их любовно и нежно. Старый коттедж стал свидетелем, как, не ведая стыда, голый под благословенным солнцем, он обхватил ее бедра и поднял навстречу его гордо восставшей плоти.
Она хотела бы удерживать его в себе вечно. Сохранить жар его страсти, ставшей чем-то большим, чем просто физическая близость. Первый раз в жизни она ощущала полноту счастья.
Николь чувствовала, как растворяется в Пирсе, исчезает в вихре сужающейся воронки. Затем на краткий миг словно всплыла, ухватившись за него.
Она крепко зажмурила глаза, будто таким образом можно уменьшить напряжение, утихомирить дрожь, грозившую разнести ее на части. Судя по мучительному дыханию, Пирс боролся с теми же демонами и у него так же мало надежды одолеть их.