Выбрать главу

Кашалот все плыл и плыл за шаром, разевая огромную пасть, и, казалось, только и ждал того мгновения, когда шар коснется поверхности воды.

Аэронавтам надоело это преследование, да к тому же шар уже слишком опустился, волны океана рокотали совсем близко от днища корзины. Диего взял один за другим несколько мешков балласта и опорожнил их, выкинув содержимое прямо в пасть кашалота. Чудовищу это угощение пришлось мало по вкусу — оно заметалось во все стороны, вздымая огромные волны своим неуклюжим телом, и свирепо, бешено хлестало хвостом по поверхности воды.

Но наблюдать за ним пришлось не очень долго: освободившийся от балласта шар, словно возродившись и обретя силы, опять умчался в поднебесье и скрылся в слое тумана, плывшем на высоте около двух километров.

V. Земля!..

Когда шар поднялся на высоту около двух с половиной километров, его начало швырять во все стороны, он дрожал, как в лихорадке, рвался, словно стараясь выбраться из опутавших его веревок сетки.

— Что случилось? — спросил Диего.

— Ого! Конь, кажется, хочет вырваться из упряжки! — отозвался Кардосо.

— По-видимому, мы попали в полосу сильной бури! — заметил Кальдерон.

Да, это было так. Еще там, у поверхности океана, дул свежий ветер, гнавший шар со скоростью до двадцати пяти километров в час. Здесь, на этой высоте, могучий поток воздуха подхватил его и помчал с безумной быстротой, и аэронавтам не было видно, куда его несет.

Быть может, к земле. Быть может, все дальше и дальше в глубь океана.»

Подъем, вызванный освобождением от балласта, однако, продолжался не слишком долго, и шар вновь начал опускаться, заметно теряя свои силы. Но скорость движения его не уменьшалась: буря по-прежнему гнала шар с невероятной быстротой.

Там, внизу, у ног аэронавтов, ревело и гудело море, сплошь покрытое могучими беснующимися, поющими свою победную песню валами. Здесь, в этом потоке мириадов частиц воздуха, полуобессилевший шар двигался скачками, прыжками, трясся, дрожал, корзина раскачивалась, будто готовая в любое мгновение оборваться и рухнуть вниз.

Ветер свистел в веревках шара и, нажимая на его поверхность, вдавливал тонкий шелк, словно сознательно задавшись целью раздавить, расплющить его, выдавить из него оставшийся газ.

— Земля!.. Земля!.. — закричал вдруг Кардосо, волосы которого развевались по ветру.

И остальные аэронавты увидели на горизонте голубоватое плоское облачко.

Да. Кардосо был прав… Ветер — или, правильнее сказать, ураган — гнал теперь шар к земле.

Прошло еще полтора—два часа; очертания земли стали ясно видны, и Диего, который знал каждый уголок у этих берегов, вынужден был признать, что шар, пространствовавший уже более двенадцати часов, отнесен очень и очень далеко от устья Ла-Платы, унесен, по-видимому, на юг, к малоисследованным полудиким территориям.

— Может быть… Не знаю, но мне кажется… Мне кажется, — бормотал растерянно моряк, — нас отнесло дальше, чем нам хотелось бы.

— Мы попадем на южный полюс! — засмеялся Кардосо.

— Ну, на полюс не попадем. Но ты не смейся! Смеяться теперь не время.

— Я не смеюсь, — смутился юнга.

— То-то! Патагония для нас ненамного лучше северного или южного полюса, — продолжал неуверенным тоном моряк.

— Вы думаете, что…

— Я думаю, сеньор Кальдерон, что нас занесло значительно дальше Рио-Негро.

Кальдерон не отвечал, и на его бледном лице трудно было прочесть, доволен ли он тем, что шар занесен так далеко от места гибели «Пилькомайо».

А шар тем временем все приближался к земле, и уже ясно видны были очертания берегов.

Повсюду, куда достигал взор, были видны скалы, изорванные, изломанные, нагроможденные одна на другую. У самого берега, среди беснующегося прибоя — все скалы и скалы, одетые в жемчужную пену…

По небу стремительно неслись обрывки, лоскутья туч. По временам просвечивала эмаль вечернего бледного неба, и неверный, скользящий свет пятном плыл по поверхности океана…

— Какая бы ни была — но это земля! — сказал Кальдерон, пристально всматриваясь вдаль.

— Но как мы опустимся? — задал сам себе вопрос Диего. — Капитан предостерегал: самое опасное дело — это именно спуск. Тут тысяча опасностей… Ведь нас с шаром может швырнуть, ударить о землю.

— У нас покуда еще есть кое-какой запас балласта. Можем продержаться всю ночь в воздухе.

— Ой, не продержимся!

— Если балласта не хватит, будем выбрасывать припасы. Потом одежду, инструменты, оружие…

— Ну, всего этого надолго не хватит!

— Наконец, в крайнем случае, мы можем отрезать корзину… Ведь она одна весит более четырехсот фунтов.

Не отвечая агенту, моряк испытующим взором посмотрел на сетку шара. Да, конечно, в крайнем случае можно прибегнуть и к этому… Разве решительный и смелый человек, борющийся за свою жизнь, не сумеет продержаться несколько часов на сетке шара? Ого! Моряка этим не запутаешь. Моряк привык часами колыхаться над бездной в сети корабельных снастей. У него не закружится голова, не задрожат руки. Будет себе висеть на конце реи, да еще петь при этом матросскую песню, бросая вызов беснующейся буре…

Как ни опытен был Диего, он ясно видел, что о немедленном спуске нечего было и думать: пока так яростно бушевала буря, пока шар несся с безумной быстротой, всякая попытка спуска, да еще тут, в этом хаосе скал, могла привести к немедленной гибели.