Но Мария-Антуанетта, не желая угождать Орлеанскому семейству и презирая авантюристку мадам де Монтессон, вежливо отклонила их приглашение под предлогом того, что ее ждут в Мелене и она не хочет огорчать добрых жителей верного города, хотя с удовольствием бы посетила знаменитый парк и оранжереи Сент-Ассиза, славящиеся редкими и прекрасными растениями.
Столь изысканный отказ глубоко ранил толстого Луи-Филиппа, огорченного не столько за себя, сколько за жену: мадам де Монтессон была безутешна. Это двойное отчаянье наделало много шума и послужило на руку принцу, увидевшему, какую выгоду он может извлечь из создавшейся ситуации. Заявив, что такой случай упускают только дураки и что, если королева не хочет остановиться у замка, ее надо заставить, он решил внести свою скромную лепту в эту затею.
— Сегодня, — продолжала графиня де Бальби, — мадам де Монтессон получит в подарок от неизвестного рыболовную сеть, сплетенную из золотых и серебряных нитей, достаточно широкую, чтобы перегородить Сену. К подарку будет приложено поэтическое послание, текст у меня с собой, — добавила она, вынимая из декольте небольшой листок бумаги и передавая его Жилю. — Сейчас слишком темно, но я помню наизусть. Слушай!
Хвалю я Монтессон — волшебницу младую,
Ей посылаю сетку золотую.
Лишь вы дерзнете сетку натянуть,
И тотчас попадется что-нибудь…
— Чудесно! — воскликнул Жиль. — А чьи слова? Графа?
— От первого до последнего слова. Ты же знаешь, он считает себя великим поэтом.
— И пускай считает! Но пока я не вижу, как эта фантастическая сеть поможет ему погубить королеву? Конечно, Ее Величество будет недовольна задержкой, ведь она не собиралась причаливать в Сент-Ассизе и спускаться на берег.
— На берег ей спускаться не придется, просто она будет вынуждена посмотреть спектакль, исполненный танцорами и комедиантами герцога Орлеанского, после чего сеть поднимут и освободят корабль. Если от него что-нибудь останется…
— Как если от него что-нибудь останется?..
Графиня взволнованно зашептала:
— Потому что корабль должен взорваться.
— Взорваться! — повторил Жиль, словно печальное эхо. — Но… но ведь герцог не станет салютовать из пушек по кораблю королевы… И на потешной гондоле не может быть порохового склада, это же не военный корабль…
— И тем не менее на борту есть порох, где, клянусь тебе, я не знаю. Зато я знаю, как все произойдет: лодки с певцами и музыкантами подплывут к остановленной гондоле. На одной лодке будет человек, знающий, где среди позолоченных скульптур и других пышных украшений корабля спрятан позолоченный фитиль. Он подожжет его.
— Чудовищно! — глухо пробормотал Жиль. — Такая ненависть к женщине и детям чудовищна!
— Это не ненависть, а скорей, доведенные до крайности амбиции. Но я тоже считаю, что это чудовищно, тем более что в трагедии обвинят ни в чем не повинного Луи-Филиппа, ведь взрыв произойдет у дверей его дома. Гнев короля будет страшным, он велит четвертовать несчастную семью. Но каков принц! Только подумай: чтобы подозрение не пало на него, он одним взрывом уничтожает королевскую семью и шумных родственников, чья растущая популярность начинает его раздражать. Казнь герцога Орлеанского взбунтует Париж, народный гнев сметет короля… Знаешь, я ненавижу королеву, но эта бойня вселяет в меня ужас.
— А если бы я не пришел?
Анна растерянно поглядела на него.
— Но ты же пришел. Клянусь, и без тебя я попыталась бы что-нибудь предпринять. Я никого не искала, потому что знала: ты придешь, я так хотела тебя увидеть. Куда ты?
Но Жиль уже бежал к лошади, снедаемый беспокойством за семью своего повелителя. Анна бросилась за ним, подхватив многочисленные шуршащие юбки, и нагнала его только тогда, когда он уже поставил ногу в стремя. Она схватила коня за узду.
— Останься! — закричала она. — Ты не смеешь бросить меня, словно старое письмо или выжатый лимон! Ты должен остаться! Я достаточно уже рисковала своей жизнью и теперь жду, чтобы ты заплатил мне за риск!
Ее глаза яростно сверкали, лицо исказилось, она была на грани помешательства.
— Любовь? Она может подождать. Как можно заниматься любовью, когда королева спит на пороховой бочке! Я должен ехать, но. Бог свидетель, мне еще о многом надо вас расспросить, но только не сейчас…
— Что ты задумал? Попасть на корабль? У тебя еще есть время: она ночует в Корбей и в Сент-Ассизе будет только утром. Впрочем, на корабль ты все равно не попадешь: он хорошо охраняется, а ты мертв… Пойдем лучше со мной, недалеко, в охотничий павильон. Всего лишь на час…
— Ни на час, ни на минуту! Но, клянусь тебе, как только закончу то, что должен сделать, я обязательно к тебе приду…
— Лжешь! Если ты сейчас уйдешь, ты больше не вернешься! Зачем я тебе все рассказала? — добавила она с горечью.
— Нет, я вернусь, клянусь честью, я приду в охотничий павильон, только не знаю когда… Подождите немного.
Но она не слушала его, быстро достала свисток и поднесла к губам. Резкий свист прокатился по спящему лесу. Тут же из-за кустов и деревьев показались вооруженные люди.
— Только час, — повторила она удивительно спокойным голосом, — через час ты будешь свободен, но не раньше. Лучше подчинись добровольно, а то вдруг я раздумаю отпускать тебя.
Ей ответом было презрительное молчание.
— И это вы называете любовью?
Она невесело рассмеялась.
— Не знаю, я еще не разобралась. Но я страшно изголодалась по тебе, разве можно требовать разумных поступков от умирающего с голода. Не серди меня, сделай то, что я прошу, если не хочешь, чтобы мои люди силой отвели тебя в охотничий павильон.
Резко оттолкнув графиню. Жиль вскочил в седло, решив с оружием в руках пробиваться сквозь строй ее слуг, как вдруг спокойный, немного гнусавый голос, без труда заглушая визг графини, проговорил по-английски:
— Кажется, здесь нужна моя помощь?
Жиль расхохотался: Анна де Бальби яростно билась в руках гиганта в бобровой шапке.
— Привет тебе, брат мой! — добавил Тим с легким юмором. — Теперь скажи малышке, чтобы она убрала этих олухов, если ей, конечно, своя голова дорога.
Жиль увидел дуло пистолета, прижатое к виску мадам де Бальби. Для укрощения женского гнева Тиму хватило и одной руки.
— Не нужно! — отрезала Анна. — Я тоже понимаю по-английски.
Громким голосом она приказала слугам уходить и ждать «в доме».
— Хорошо сказано, — заметил Жиль. Нагнувшись, он приподнял Анну и закрыл ей рот жадным поцелуем. — Жди меня, моя красавица, — добавил он, опустив ее на землю, — и не бойся.
Прежде чем луна поднимется снова, я вернусь к тебе и мы рассчитаемся. Тим, у тебя есть
лошадь?
— Черт возьми, — только и ответил Тим, выводя из леса спрятанную там лошадь.
Оставив графиню; похожую на одинокое белое облако или печальное привидение, оплакивать его отъезд на круглой террасе Пти-Кавалье, Жиль в сопровождении Тима Токера быстро скрылся за темными колоннами деревьев, осыпавших их мертвой листвой…
— Как ты здесь оказался? — спросил Жиль, когда они уже спустились к реке. — Это словно наваждение…
— Все очень просто. Когда я услышал свое имя, я посмотрел, конечно, кто меня зовет, и увидел совершенно мне незнакомого бородача. Я решил узнать, откуда этот тип знает мое имя, но он внезапно исчез. Потом я снова его увидел, он следил за каким-то придворным франтом так внимательно, словно тот продал ему испорченные шкурки выдры. Я потерял его из виду, потому что толпа все время двигалась, но, когда он собрался домой, я пошел за ним следом. Очень скоро я догадался, что это ты.
— Но почему ты ко мне не подошел?