— Что это такое?
— Личные вещи. Белье, одежда, красивые серебряные вещи… Мы очень богаты, — отметил Понго удовлетворенно.
— И как ты собираешься все это увезти?
— Понго брать повозку садовника, запрягать в нее свою лошадь и ехать в Версаль…
Жиль покатился со смеху.
— У тебя на все есть ответ. Но в Версаль ты поедешь один.
В глазах Понго явно читался вопрос, он нахмурил брови.
— А твой куда ехать? — спросил он подозрительно. — Еще глупости делать?
— Надеюсь, что нет, — бросил молодой человек. — Я последую твоему совету и поеду узнать, что осталось от моей жены в той шлюхе, что называется госпожой де Керноа… Давай я помогу тебе погрузить все добро на телегу, а потом запру дом…
Через четверть часа все было закончено, и один на телеге, другой верхом, оба друга — Жиль и Понго, поехали в сторону Сены. Погода была та же, что и во время возвращения Жиля. Гроза, казалось, кружила вокруг Парижа, не решаясь залить его улицы и площади дождем. Но, видимо, она все-таки удалялась, потому что раскаты грома звучали все глуше и глуше, а ветер понемногу стихал. Фонари, благодаря заботам патруля, освещали улицу.
На углу, у красивого здания прошлого века остановился экипаж, из него вышли мужчина и женщина. Турнемин, медленно проезжавший мимо, узнал их. Женщина была самой знаменитой певицей Оперы Сен-Уберти; она выпорхнула из кареты в ореоле светлых кружев и в облаке пудры, слетевшей с ее высокой прически. Она уже потянула шнурок звонка у двери, но, заметив, что ее спутник замешкался, недовольно сказала:
— Так вы идете? Или вам сегодня не до меня?
Но мужчина не отвечал, он оторопело смотрел на Турнемина. Выпученные глаза и открытый от изумления рот говорили о том, что и он узнал ожившего покойника. Оказалось, что вот уже больше полугода два смертельных врага: Жиль де Турнемин и граф д'Антраг жили почти по соседству. Наш читатель, конечно, помнит, что Кречету уже не раз приходилось скрещивать шпагу с графом д'Антрагом, почти всегда в ущерб последнему.
«Уже завтра, — подумал Турнемин, — в Люксембургском дворце будут знать, что я жив. Граф Прованский и люди Караманико — не слишком ли много врагов? Надо быть осторожней, но, если сегодня ночью все произойдет так, как я задумал, мне не придется их опасаться.»
Спустя полчаса Жиль расстался с Понго и направил коня в сторону улицы Клиши.
Особняк Ришелье встретил его темными окнами, видимо, в эту ночь госпожа де Керноа не принимала. Ни один луч света не проникал сквозь ставни, дом казался покинутым. Беспокойство сжало сердце Жиля. Неужели вчерашний скандал заставил покровителя Жюдит спешно спрятать ее в надежное убежище? Большинство игорных домов довольно часто становились аренами кровавых стычек, что не только не умаляло, а, наоборот, увеличивало их популярность. Да и слава куртизанки росла с каждой пролитой за нее каплей крови.
Но если в особняке явно никого не было, то в сторожке у ворот светился огонь. Жиль без колебаний постучал. Прошла, как показалось нетерпеливому юноше, целая вечность, прежде чем дверь отворилась и появился человек в ночном колпаке и со свечой в руке. Он зевал и недовольно щурился.
— Что вам угодно, сударь? — спросил консьерж у позднего посетителя.
— Что мне угодно, любезный? — переспросил Жиль, притворяясь пьяным. — Я хочу войти, черт возьми! Я приехал из провинции, мне назвали именно этот дом в Париже, сказали, что здесь здорово развлекаются. А я хочу развлекаться…
Открывай!
— Езжайте своей дорогой, сударь! Сегодня здесь не развлекаются.
— Нет? Так мне не повезло? А почему?
— Потому что. Идите, сударь, идите. Вам пора спать, вы пьяны.
— К черту спать… Но послушайте, консьерж, возьмите вот это, — добавил Турнемин, поспешно опуская руку в жилетный карман.
Консьерж, уже собиравшийся уходить, заметил жест настойчивого посетителя и решил задержаться.
— Что вам еще надо? — спросил он, не сводя глаз с золотой монетки, блестевшей в руке молодого человека.
— Я хочу, чтобы ты мне сказал, развлекаются ли здесь в другие вечера, что-то мне не верится. Здесь так невесело, дом темный, сад темный, хмуро и уныло…
Консьерж рассмеялся.
— А вы, сударь, кажется, слишком веселы сегодня. Вам сказали правду, обычно здесь очень весело, но сегодня господа не принимают.
— А почему?
— Потому что нет мадам. Она уехала в деревню.
— Ах, в деревню, какая жалость! — воскликнул Жиль, маскируя пьяной улыбкой свое разочарование. — Я так хочу увидеть эту мадам. Мне сказали, что она… как это… волшебная женщина! Я хочу увидеть волшебную женщину! Я приду завтра!
— Будьте благоразумны, сударь, я не знаю, как далеко она уехала. Мне только сказали, что мадам нет в городе. Возвращайтесь домой и забудьте о госпоже де Керноа. В доме, кроме меня, никого нет.
Возможно, Жиль попытался бы пожертвовать еще одной монетой, так как понял, что консьерж знает больше, чем говорит, но тут его внимание привлек слабый луч света в окне второго этажа.
Жиль понял, что консьерж солгал ему, конечно, по приказанию хозяев, и дом совсем не так пуст, как казалось вначале.
Жиль решил не уходить, не разузнав все точно.
— Хорошо, — проговорил продолжавший изображать пьяного Турнемин, сопровождая свои слова вполне убедительной икотой, — я ухожу.
Но твоя госпожа многое теряет. Скажи ей, что барон Шевротин-Роблошон никогда не утешится… не полюбовавшись ею… Не забудь, Шевротин-Роблошон ..
— Ладно, ладно, господин барон… Спокойной ночи.
И, зевая шире, чем раньше, консьерж зажал в руке так легко заработанный золотой. Он закрыл за собой дверь и, по всей вероятности, поспешил в постель.
Оставшись один, Турнемин взял под уздцы Мерлина и, распевая во все горло, направился к повороту дороги, туда, где стена старого особняка Ришелье почти примыкала к стене ограды.
Уверенный, что консьерж за ним не следит, шевалье привязал коня к дереву, встал на седло и легко вскарабкался на ограду. Там он осмотрелся: дом, как он и предполагал, был довольно близко, его окружали высокие деревья, их густые кроны почти полностью заслоняли окна второго этажа.
Стояла мертвая тишина, в, этот поздний час умолкли даже птицы. Боясь выдать свое присутствие каким-нибудь неосторожным движением и вызвать появление двух сторожевых псов в человеческом облике, с которыми он уже вчера познакомился, Жиль осторожно спустился, цепляясь за толстые ветки плюща. Он не без удовольствия отметил, что плющ поднимается почти до самого верха стены, и, значит, выйти из сада будет так же легко, как и войти.
В три прыжка Жиль достиг дома. Все ставни первого этажа оказались закрытыми, но на втором этаже Турнемин разглядел окно с неплотно закрытым ставнем. Оставалось лишь добраться до второго этажа. Возле дома росло высокое дерево, одна из подрезанных веток упиралась в стену рядом с окном. Решив, что жребий брошен. Жиль ухватился за нижнюю ветку, подтянулся и забрался на дерево. Это упражнение напомнило ему юность, он с удовольствием отметил, что сила и ловкость не изменили ему.
На развилке он остановился и прислушался — все тихо. Тогда Жиль полез дальше. Наконец он достиг ветки, тянувшейся к дому. Держась рукой за верхнюю ветку и осторожно переступая по нижней, Жиль приблизился к окну. Ветка пригибалась под его тяжестью, но не ломалась.
Продолжая продвигаться вперед, он правой рукой дотянулся до ставня, осторожно распахнул его и открыл узкий подоконник. Тогда, отпустив ветку, Жиль прыгнул и оказался на подоконнике, его рука нащупала стекло окна, под его нажимом рама распахнулась тоже. Окно не было заперто.
Не задумываясь, чем была вызвана такая небрежность в охране дома. Жиль спрыгнул в комнату, его ноги утонули в толстом ворсе ковра.
Было так темно, что молодому человеку пришлось вынуть огниво, высечь искру и только в ее неверном свете он смог разглядеть то помещение, куда привел его случай. Он увидел, что находится в коридоре, который,
видимо, шел вдоль всего этажа. В него выходили двери комнат, возле каждой стояла ваза с душистым букетом прекрасных цветов.
Жиль осторожно пошел по коридору, стараясь представить расположение комнат. Он помнил, как перед дуэлью с Караманико смотрел на окно спальни Жюдит. Сегодня именно в нем мелькал слабый свет. Но, подойдя к двери, за которой, как он рассчитал, должна находиться комната Жюдит, Жиль засомневался и положил руку на эфес шпаги. Может быть, прежде чем входить туда, стоит осмотреть первый этаж, не прячутся ли там неприятные сюрпризы.