«Не узнал!» — решил я.
Двое матросов-французов, сидевших на вёслах дружно, в такт подняли их и начали грести.
Пароход стал довольно далеко на рейде, и расстояние от него до пристани было порядочное.
Хорошо утром на море! Чистый воздух, безоблачное небо и тихая в гавани вода умиротворяюще действуют на человека. Там, за каменным молом, плескали и шумели волны, изредка переваливаясь через него и разливаясь целым водопадом, а под нами зелёно-синяя влага была прозрачна и тиха. Студенисто-стеклянные медузы, медленно и лениво поворачиваясь, мирно плавали в ней и были видны на глубине. Океанские пароходы, затихнувшие на якорях, высоко подымали свои трубы и целый лес мачт, выровненные в одну линию с широкими промежутками. Маленькие суда тоже ютились здесь. Всё дышало миром и отдыхом, только мне казалось — мы, сидевшие в лодке, враждовали, хотя вражда эта была скрытая, тайная.
Впрочем, чувства вражды я не испытывал к этому человеку. Он должен был получить то, что заслуживал. Щадить его я не имел права, потому что не имел права оставлять в его руках несчастную женщину. Надо было освободить её во что бы то ни стало!
— Вы русский? — обернулся я к нему, когда мы отошли немного от парохода.
Он вздрогнул, видимо совсем не ожидая, что услышит русскую речь.
— Да, я русский, — подтвердил он, оправившись, — а вы тоже?
— Вот приезжал на пароход, думал встретить приятеля, который должен был уже две недели прийти сюда на «добровольце», и не встретил. Просто ума не приложу, что с ним случилось?
— А ваш приятель тоже русский?
— Да. Последнее сведение, что я имел о нём, было, что он опоздал на пароход в Порт-Саиде. Мне сообщили на «добровольце» об этом, на котором я ждал его сюда.
— А как фамилия вашего приятеля?
— Гринёв Николай Александрович.
Я без малейшего смущения разыгрывал свою роль и держал себя так непринуждённо, как будто бы был действительно приятель Гринёва, ожидавший его приезда.
Если б даже усатый мог подозревать что-нибудь, он наверное обманулся бы, а тут ему, очевидно, и в голову не могло прийти, что я-то и есть сам Гринёв. И видел он меня всего мельком на набережной, когда я садился на американский пароход.
Я внимательно следил из-за своих тёмных очков за тем, какое впечатление производят на него мои слова.
Он прищурился, шевельнул усами, улыбнувшись одним ртом, и повторил несколько раз:
— Гринёв… Гринёв… я что-то слышал в Порт-Саиде.
— Вам знакома эта фамилия?
— Кажется, я могу сообщить вам кой-какие сведения о вашем приятеле. К сожалению, они не очень благоприятные.
Я выразил на лице крайнее беспокойство.
— Что такое, говорите, если вам известно что-нибудь о нём!..
— Пожалуй, вам придётся долго ждать его здесь, если вы не оставите это занятие и не отправитесь дальше один. Приятеля своего едва ли вы дождётесь.
— Вот как! Почему же это? Что же могло случиться с ним?
— Насколько я знаю, опоздав на свой пароход в Порт-Саиде, он сел, чтоб догнать его, на «Колумбию», небольшое американское судно, погруженное керосином.
— Вы наверно знаете это?
— Я думаю, что наверное.
— Ну, а потом?
— В день моего отъезда из Порт-Саида там была напечатана телеграмма в газетах, что «Колумбия» стала на риф и была разграблена дикими. Всех находившихся на ней они увели с собою.
— Значит, мой приятель попал к диким!
— Вне сомнения.
— Но разве не будет принято мер к его освобождению?
— Где ж вы будете искать его в степях Африки? Для этого потребовалась бы целая экспедиция, да и не одна. И всё-таки найти было бы невозможно.
— Так что спастись он не может?
— Разве только чудом, но чудес в наше время не бывает.
Он произнёс это так спокойно, словно совесть его была чиста, как алмаз.
Я должен был сделать над собой усилие, чтобы не показать своего к нему отвращения.
— Я сегодня же телеграфирую к консулу в Порт-Саид, — сказал я. — Может быть, ваши сведения ошибочны.
— Может быть. Телеграфируйте. Я вам сообщил, что знал; консул, конечно, знает лучше.
Мы подходили в это время уже к пристани.
— Вы тут одни? — спросил я.
Он в первый раз косо поглядел на меня.
— Отчего вы это спрашиваете?
— Оттого, что если у вас нет никого, то будемте проводить время вместе. Мы ведь соотечественники. Я здесь один и скучаю.
— Сегодня у меня есть дело, а завтра я буду свободен и вполне к вашим услугам. Позвольте познакомиться.
— Моя фамилия Иванов, — сказал я.
— А моя — Сарматов.
— Очень рад. Приходите ко мне завтра завтракать. Я остановился в гостинице.