Над тумбочкой у койки он заметил кнопку электрического звонка, и пока ещё раздумывал, надавить её или нет, ручка в двери шевельнулась, и дверь отворилась без стука.
XXIX
Дверь отворилась, и в неё вошёл высокий сухой человек, поджарый, мускулистый, с белым загорелым лицом, коротко остриженными волосами и тёмными, нависшими на губы, жидкими усами.
Одет он был в белый фланелевый костюм с узкими синими полосками, мягкую шёлковую рубашку и широкий тёмно-синий шёлковый пояс. Тёмно-синий же фуляровый галстук был повязан у него морским узлом.
— Ну что, батенька, оправились? — проговорил он Урвичу на чисто русском языке, даже по-московски красиво выделяя звук «а».
— Где я? — первое, что спросил Урвич, потому что всех вопросов нельзя было сделать сразу.
Кто был этот элегантно одетый человек, заговоривший с ним по-русски, куда девались черномазые, их судно и «Весталка», много ли прошло времени с тех пор, как с ним случился обморок — всё это хотелось также узнать Урвичу.
— Вы на яхте князя Северного! — ответил вошедший к Урвичу господин.
— Так вы князь? — спросил опять Урвич.
— Нет, я только доктор на этой яхте.
— Вы русский?
— Да, об этом вы и по говору моему можете судить.
— То-то, так иностранцы не могут выучиться… И князь, хозяин яхты, тоже русский?
Доктор улыбнулся в усы.
— Тоже.
— Но я что-то в России не слыхал такой фамилии…
— Это его прозвище, — опять улыбнулся доктор, — данное ему здесь в Азии, и оно упрочилось за ним.
— А как же его зовут по-настоящему?
— Этого я и сам не знаю, да думаю, что и вы никогда не узнаете. А скажите-ка лучше, как вы себя чувствуете, в теле ломоты нет?
— Нет.
— А голова не тяжела?
— Кажется, что нет.
— Дайте-ка руку.
Он пощупал Урвичу руку, голову, приложил ладонь к его сердцу и, по-видимому, оставшись доволен осмотром, проговорил:
— Вам надо бы сейчас вина выпить и поесть чего-нибудь… Хотите?
— Очень! — обрадовался Урвич, который чувствовал, что поест с большим удовольствием.
Доктор надавил электрический звонок, и почти сейчас же в каюте появился матрос в шёлковой голландке, с добродушным, чисто русским ухмыляющимся лицом.
Когда Урвич увидал это лицо, ему стало особенно радостно и весело на душе, он не только был освобождён и спасён, но и попал к своим русским на какую-то чудную яхту, о существовании которой и в помыслах прежде не было.
— Принеси-ка позавтракать, да вина дай красного!
— Есть! — беспрекословно ответил матрос и побежал исполнять приказание.
— Откуда же вы узнали, что я русский, и почему заговорили со мной по-русски? — продолжал спрашивать Урвич. — Каким образом вы нашли меня, и как яхта попала в эти места?
Доктор внимательно смотрел на него, как бы не слушая его вопросов, но больше следя за тем, как он говорит и каково его теперь состояние.
— Вы всё-таки лучше не разговаривайте пока ещё много, придёт время — всё узнаете! — успокоительно произнёс он. — А теперь лучше не тревожьтесь!
— Да нет, мне лучше будет, если я узнаю… — начал было Урвич.
Но доктор перебил его:
— Вы будьте уверены, что находитесь теперь в полной безопасности, яхта попала сюда по приказанию князя, который, как хозяин, может идти на ней, куда ему угодно, и когда силы ваши восстановятся, вы увидитесь с ним, тогда и расспросите его, а пока вот лучше подкрепитесь!
Матрос принёс на серебряном подносе кусок сочного бифштекса и графин с красным вином. Урвич, давно не слыхавший запаха хорошего жареного мяса и не видавший чёрного хлеба (на подносе на тарелке вместе с белым лежал чёрный хлеб), принялся есть, предварительно выпив по настоянию доктора почти залпом полстакана вина. Это было очень вкусно.
— А всё-таки, — прожёвывая кусок, полюбопытствовал Урвич, — могу я узнать, как название яхты?
— «Марианна», — ответил доктор и отошёл к иллюминатору, видимо, чтобы прекратить настойчивость, впрочем, весьма понятную, с которой продолжал Урвич свои расспросы.
Когда Урвич поел, доктор опять подошёл к нему, улыбнулся и посоветовал:
— Засните-ка теперь. Это будет для вас самое лучшее!
У Урвича, утолившего свой голод и насытившегося, слипались глаза, и он невольно согласился, что, действительно, заснуть ему было самое лучшее.
Доктор опять отошёл, а Урвич, сам не заметив, как, погрузился в здоровый, крепительный сон.