Приходилось отыскать такой кронштейн, осторожно поставить на него ногу, упереться и подняться с большим усилием.
Проделывая это, Урвич прижимался инстинктивно грудью к скале, потому что малейшее отклонение грозило падением. Он не только не шёл, но и не карабкался уже, а полз, стараясь прилипнуть, как муха, чтобы не сорваться.
«Однако кто-нибудь подымался же тут до меня, — рассуждал он, — отчего я не могу сделать того же самого?»
И с упорством, настойчивостью и терпением он передвигал ноги, цеплялся руками и полз вверх.
Он, поднимая изредка голову, видел над собою заветную цель своего стремления, край скалы и видел тоже, как приближался к нему медленно, тяжело, но приближался, и сокращалось расстояние между ним и светлой полосой неба, синевшего в лунном сиянии над тёмным абрисом скалы.
Урвич вспомнил, что Дьедонне говорил ему, чтоб он не оборачивался.
И именно потому, что тот говорил ему об этом и он вспомнил, Урвичу страстно, неудержимо захотелось поглядеть назад…
А как он теперь высоко над водой и где эта вода, и какой вид имеет стремнина?
«Лучше не надо!» — словно шепнул ему какой-то внутренний голос, но он не послушался.
Он хотел только заглянуть углом глаза и чуть-чуть повернул голову.
Сердце вдруг так и упало в нём. Это был один миг, но Урвич успел увидеть, что он почти на воздухе, что залив провалился в огромную глубину, и что между ним и водой нет ничего; скалы, на которой держался он, он не мог видеть, потому что для этого надо было нагнуться.
Урвич сделал невольное, порывистое движение, вздрогнул…
Нога его оступилась и скользнула…
XL
Урвич чуть не оборвался, но, к счастью, в этом месте тропинка пошла отлогими уступами, и Урвич, сделав усилие и рванувшись вперёд, в несколько прыжков, не останавливаясь, достиг верха скалы.
Он стал на ровную почву и вздохнул свободно. До сих пор всё было так, как говорил ему Дьедонне. Он очутился наверху небольшого плоскогорья, никакого признака растительности тут не было: ровная, как бы искусственно сглаженная площадь чернела, освещённая луной, как бы усыпанная углём.
Урвич наклонился: это был действительно каменный уголь, площадь была вымощена им, и ни кустика, ни травки не пробивалось.
Жуткое впечатление производил вид матовой черноты, и в середине её, как уже знал Урвич заранее, блестело тяжёлым, как на чернилах, блеском тёмное озеро.
Урвич, забравшийся на скалу, думал, что самая неприятная часть пути уже пройдена, миновать озеро ему казалось пустяками. Он смело пошёл к нему широкими, уверенными шагами.
Он был на плоскогорье один, только месяц и звёзды видели его.
Подойдя к озеру, Урвич остановился в сомнении.
Как он ни напрягал зрение, как он ни вглядывался, блестящая, тёмная поверхность озера была совершенно гладкая, и он решительно ничего не мог различить на ней.
Чуть было благоразумное решение вернуться назад не восторжествовало в нём, но зачем бы тогда было выносить тяжесть подъёма на скалу?.. И потом, до сих пор слова Дьедонне оправдывались на деле без малейшего уклонения и ошибки, значит, нужно было ожидать, что и на середине озера Урвич найдёт три могилы.
К тому же француз предупреждал его, что с берега озера нельзя различить каменного выступа с могилами, потому что поверхность его сливается с уровнем воды и отшлифована.
Дьедонне говорил также, что озеро было искусственное, и этому поверить было легко, потому что озеро имело геометрически правильное очертание круга.
Природа не могла создать столь отчётливо правильную форму водовместилища.
Урвич, взяв фонарь, пистолет и ключ в руку и подняв над головой, чтобы не замочить их, вошёл в воду.
Дно под его ногами (он сразу почувствовал это) имело уклон, но настолько постепенный, что не представлялось опасности поскользнуться.
«Странные дела бывают на свете!» — думал Урвич, не без труда передвигая в воде ноги и невольно усмехаясь своему довольно, в сущности, нелепому путешествию.
Вода уже была ему по колено, он всё шёл, не смущаясь, наконец, погрузился по пояс.
Тогда идти стало совсем тяжело, он остановился, чтобы вздохнуть, и оглянулся кругом.
Нужно было иметь большое присутствие духа, чтоб остаться спокойным на месте Урвича.
С того места, где он остановился и оглянулся, вода сливалась с поверхностью нагорной площадки, и впечатление, которое должен был испытать Урвич, было, что будто он стоит по пояс в воде и вокруг него берегов не видно, а только густо чёрная вода и небо над ней.