- О, свершилось чудо! – пропел Воробей – Папаша созрел для праздника в честь дочери! Потрясающе!
- Не здесь и не сейчас. – возразила Сюзанна – Праздновать не с чем и негде. Для гулянки нужно место и время.
Гектор с одобрением посмотрел на дочь. Он ожидал услышать от неё нечто подобное. Что касается Джека, то он лишь пожал плечами.
- Вот знаешь, Сюзи, - промолвил он – шевелишь губами ты, а я слышу твоего папулю. – капитан указал на своего коллегу по «Жемчужине» - Между прочем, тебе, дорогая, я сделал комплимент.
- А меня ты элегантно оскорбил? – придирчиво спросил Барбосса.
- Что ты! – Птах принялся грызть ноготь на мизинце – Как можно оскорбить того, кто недавно стал отцом, подобным образом?
- Отцом? – удивился Гектор – Мелко же ты плаваешь, Воробей. – он повернулся к Сюзанне – Стать отцом можно в любой момент, а вот папой…
- Может, тогда хоть споём для юной красотки, раз не до нормальной вечеринки?
- Да, спойте! – оживилась Сюзанна – Спойте настоящую пиратскую песню! И не вздумайте переходить на лирические романсы!
На этот раз принятым решением были довольны все стороны. Первым голосом выступил Гектор, а Джек присоединился к нему.
- Fifteen men on a dead man’s chest.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
Drink and the devil had done for the rest.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
The mate was fixed by the bosun’s pike,
The bosun brained with a marlinspike,
And cookey’s throat was marked belike
It had been gripped by fingers ten;
And there they lay, all good dead men,
Like break o’day in a boozing ken.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
Fifteen men of ‘em stiff and stark.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
Ten of the crew had the murder mark!
Yo ho ho, and a bottle of rum!
Twas a cutlass swipe or an ounce of lead,
Or a yawing hole in a battered hea,d
And the scuppers’ glut with a rotting red,
And there they lay, aye, … my eyes
Looking up at paradise.
All souls bound just contrariwise.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
Fifteen men of ‘em good and true.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
Ev’ry man jack could ha’ sailed with Old Pew.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
There was chest on chest of Spanish gold,
With a ton of plate in the middle hold,
And the cabins riot of stuff untold,
And they lay there that took the plum
With sightless glare and their lips struck dumb,
While we shared all by the rule of thumb.
Yo ho ho, and a bottle of rum!
«Чёрная Жемчужина» летела на чёрных парусах по проложенному курсу. Ночные беды остались позади, и это не могло не радовать. Путь кораблю освещали лучи восходящего солнца.
Комментарий к Глава 23. Это моя дочь
Музыка к части:
Ramin Djawadi - Wildfire (OST Игра Престолов)
Бой Гектора с д’Амбуасье - Aytekin Ates - Savas (OST Великолепный век)
Спасение из форта - Two Steps From Hell - Sindicrat
Отец и дочь на борту “Чёрной Жемчужины” - Esin Engin - Calicusu (OST Королёк - птичка певчая)
Песня капитанов - Yo-ho-ho and the bottle of rum
========== Глава 24. Прощай и до свидания ==========
Жан дю Гресси имел привычку допоздна задерживаться в своём кабинете, вплотную работая над новой постановкой. Пьесу он сочинял сам, скрупулёзно прорабатывая детали и реплики персонажей. Помня о провале предыдущего спектакля, унесшего жизнь примы английского театра, дю Гресси старался учесть все промахи, принесшие столько бед его детищу. Вскоре пометками были исписаны все страницы и межстрочное пространство. Допустить нового фиаско Жан не имел права.
Глянув на часы, директор театра ахнул. Без четверти полночь, а он всё ещё на месте службы! Жан убрал письменные принадлежности в ящик стола. Пьесу он осторожно сложил в папку и спрятал в сумку, чтобы взять с собой. Выйдя на улицу, директор театра первым делом обратил внимание на небо, полное звезд. Под таким небом, решил он, стоит либо любить, либо умереть. Однако даже самой прекрасной ночью надолго задерживаться на улице нельзя. Дю Гресси повезло – за углом он поймал крытый фаэтон.
- Улица святого Бернара. – сказал он вознице – Не задерживайся, приятель.
Извозчик кивнул головой в знак согласия. Лакей помог дю Гресси устроиться поудобнее. Фаэтон двинулся с места. Театрал мог, наконец, немного расслабиться после трудного дня. Самое сложное для него было не заснуть под ровный цокот копыт. Трясясь в фаэтоне, Жан ни с того ни с сего подумал о Наталин д’Ормерьяк. Он не мог представить никого другого в главной женской роли, но даже не в этом дело. Только с ней директор английского театра хотел обсуждать будущий спектакль, обговаривать детали, пробовать воспроизвести ту или иную сцену… Да и просто говорить обо всём и ни о чём. Но какой в этом смысл, если для него в её сердце никогда не было места? И вот, Наталин умерла, и если в этом мире и был свет, то он умер вместе с ней.
Дю Гресси очнулся от мрачных мыслей. Фаэтон так же катился во тьме ночной по неровной дороге. И ничего вокруг не происходило, лишь пассажирская повозка следовала в заданном направлении. Директору театра показалось, что что-то не так.
- Мы всё ещё едем? – спросил француз у возницы – Почему так долго? – добавил он, не получив ответа – Где мы?
Похоже, никто не собирался удостаивать театрала ответом. Лишь подгоняемая извозчиком лошадь пустилась рысью. Чтобы добраться до улицы святого Бернара, не нужно тратить много времени, если воспользоваться услугами возницы. Подозрения Жана лишь усилились. Он высунул голову наружу, чтобы понять, где он сейчас находится.
Всё, что успел разглядеть дю Гресси, это лесополоса, открывающаяся далеко позади городских кварталов. Сильная рука лакея резко одёрнула его на место. Молниеносный удар в живот, и директор театра скорчился от боли. На голову ему набросили мешок. Любые попытки оказать физическое сопротивление оканчивались полным провалом.
Пару раз директор театра пытался вырваться и закричать, но всё тщетно. Фаэтон катился всё быстрее и быстрее. И вот, наконец, он остановился возле какого-то дома. К карете подбежали несколько мужчин и вытащили пассажира наружу. Дю Гресси упирался, как мог, но его пленители оказались сильнее. Жана затащили в какое-то помещение, сорвали с головы мешок и грубо швырнули на пол, оставив его одного.
Поднявшись, дю Гресси первым делом осмотрелся. В комнате, куда его отправили, царила темнота, нарушаемая огоньками трёх свечей, стоящих в плошке на подоконнике. Помещение показалось Жану знакомым, хотя пол был довольно грязным от скопившейся пыли, воздух затхлым от отсутствия вентиляции, а всё его убранство составляли банкетка у стены, круглый столик около двери, ведущей в другую комнату, да пустой деревянный стеллаж. Холод пробежал по спине дю Гресси. Он понял, что оказался в этом мрачном месте не просто так.
Сзади раздался звук приближающихся шагов. Минуту спустя в дверях выросла чья-то тень.
- Здесь она умерла. – спокойным, но холодным тоном сказал визитёр по-английски – В этой зале её убили. Повесили на люстре, а все подумали, будто она с собой покончила. – таинственный гость выдержал паузу и добавил – И ты тоже.
Директор театра узнал этот голос. Он знал, что рано или поздно, но разговор на эту тему состоится, ибо неспроста этот тип интересовался жизнью Наталин. Жан успокоился и собрал всю волю в кулак.
- Я знаю, кто вы. – выдохнул он – Вы – тот пират, которого ищут по всем колониям. Вы – Гектор Барбосса!
Капитан вышел из тени. Выглядел он довольно угрожающе. Его зловещее спокойствие пугало дю Гресси больше, чем всё то, что он пережил этой ночью.
- Моё имя и род моей деятельности мне известны. – произнёс капитан – Но это ещё не всё. Я – тот самый призрак, что стоял стеной между тобой и твоей примой. Это из-за меня она отвергла твоё предложение руки и сердца. Её дочь – моя дочь. – Барбосса демонстративно вытащил из-за пояса пистолет – Теперь мы с тобой серьёзно потолкуем. Выясним отношения раз и навсегда.
Дю Гресси попятился назад. Он не мог представить, что стоит сказать этому человеку. Конечно, любые аргументы он категорически не будет принимать. Но, в крайнем случае, можно попытаться позвать на помощь. Жан метнулся к окну, но Гектор направил на него дуло пистолета.
- Не делай глупости, дю Гресси, хуже будет. – прорычал он. Капитан уселся на банкетку, не переставая угрожать теперь уже бывшему сопернику – Опережая возможные вопросы, скажу следующее. Я приказал доставить тебя именно сюда, чтобы ты вспомнил, какую женщину угробил своим равнодушием.