– Может быть, ты не здоров, брат мой?
– Да, у меня сегодня болит голова, – пришлось соврать растерявшемуся тамплиеру, хотя он не любил этого делать.
– Пожалуй, не буду приглашать тебя к ужину, – смилостивился король. – Вижу, ты действительно плохо себя чувствуешь. Может быть, прислать моего врача?
– Не стоит, – отказался магистр. – Иногда со мной такое бывает. Чтобы ушла боль, мне надо только несколько часов покоя, – и здесь магистр не соврал, именно так он и лечился. (Разве что в настоящий момент ему не было необходимости лечиться.)
Если бы голова и беспокоила магистра по-настоящему, то она бы прошла в момент – от того, что, наконец, удалось покинуть апартаменты короля и вернуться к незаконченному разговору со странным другом. Но… Возвращаться в иудейскую хижину было слишком поздно, на город опустилась ночь. Невольно пришлось отложить визит до утра следующего дня.
Перед тем как лечь спать, магистр решил выйти во двор. Иерусалимское небо все было увешано звездами, ярко светила полная луна. Ночная прохлада и красота ночи Святой земли заставляли магистра не торопиться в нагревшуюся за день и не успевшую остыть душную келью. Гуго направился к воротам в стене, которая защищала и дворец короля, и скромное жилище тамплиеров.
– Ты куда, магистр? – поинтересовался Годфруа де Сент-Омер, вышедший проверить караулы.
– Пройдусь по городу немного.
– Ночью? Без оружия и воинов охранения? – возмутился рыцарь-монах.
– Я недалеко. В пределах видимости привратной стражи.
– Все же я тебя провожу, – настоял Годфруа.
В бедном квартале вдруг на их глазах вспыхнула хижина.
– Где-то там живет Понтий. Уж не его ли жилище запылало? – заволновался де Пейн и почти побежал в направлении пламени, которое увеличивалось с каждым его шагом.
– Гуго, речь шла о небольшой прогулке, – совсем по другому поводу заволновался де Сент-Омер. Но силой остановить магистра он не мог, и рыцарю осталось лишь спешить за ним.
Тамплиеры приблизились к хижине, когда она полностью была охвачена огнем; и строение, к ужасу магистра, действительно оказалось жилищем его друга. Де Пейн поискал его глазами вокруг пожара, но, к еще большему ужасу, не обнаружил. Лишь группа иудеев с интересом наблюдала за чужой бедой. Они даже не пытались тушить огонь, и вообще, как показалось магистру, собрались здесь раньше, чем возникло пламя.
Магистру почудилось, что какая-то тень мечется в языках огня. Инстинктивно он направился к двери; исходящий от горящей хижины жар заставил его прищурить глаза. Пекло лицо, руки, грудь.
– Стой, магистр! Ты уже никого не спасешь и никому не поможешь, – призвал к благоразумию Годфруа де Сент-Омер.
В это время сильный удар вышиб дверь, и прямо на магистра вылетел человек в дымящейся одежде. Магистр, не растерявшись, сбросил с головы человека горящую тряпку, которой тот спасал свое лицо. Затем плотно обернул Понтия (а это был именно он) своим плащом и снял его, лишь убедившись, что огонь, лишенный доступа воздуха, погас на одежде.
Обессилевший Понтий свалился на землю. Магистр, заметив, что в одном месте одежда иудея тлеет, крикнул:
– Воды сюда!
– Не надо воды. Ты можешь его испортить, – пробормотал Понтий.
Магистр сжал в кулаке тлеющую часть рукава Понтия и держал, пока с него не перестал идти дымок и даже сыпаться пепел. Только теперь Гуго де Пейн обратил внимание, что его друг прижимает к груди под одеждой какую-то вещь. Причем делает это обеими руками. Понтий даже не отпустил руки, когда падал, и больно ударился, вместо того чтобы опереться рукой о землю и спокойно присесть.
И тут несколько зрителей из числа иудеев приблизились к Понтию. Якобы желая оказать собрату помощь, они пытались забраться к нему под одежду.
– Гуго, не отдавай им! – закричал Понтий. – Помоги…
Магистр ударил кулаком в глаз самого наглого иудея, уже влезшего сверху на Понтия и пытавшегося разжать обожженные руки. Годфруа, переживавший за магистра, действовал решительнее; он выхватил меч, и ближайшие к де Пейну разбойники один за другим попадали замертво.
– Идем же скорее к Храмовой горе. – Магистр принялся поднимать с земли Понтия. – Наш лекарь тебя осмотрит и окажет помощь.
Иудей достал из-под одежды что-то завернутое в льняную ткань и протянул магистру:
– Возьми! Это Его хитон.
Магистр все понял. Точно так же бережно и крепко он прижал к груди отданный на хранение сверток. Оба мужчины двинулись в сторону дворца короля. В несколько шагах позади, с обнаженным мечом, оглядываясь по сторонам, шел брат Годфруа. Его сила и умение владеть оружием больше не понадобились. На ночной улице появилось много франков, встревоженных пожаром, и грабители не рисковали вновь напасть на соотечественника, потерявшего в пламени почти все свое имущество.