— Нашёл что-нибудь?
Морэй покачал головой.
— Нет, ничего подходящего. Только несколько древков от стрел, но они слишком лёгкие и гибкие.
— Копья. Нам нужно хорошее древко копья.
— Это я понимаю, но, похоже, сарацины собрали и унесли всё оружие. И само собой, забрали коней. Мне придётся поискать древко копья выше по склону.
— Тогда я пойду с тобой, только дождёмся сумерек. Здесь оставаться нельзя, а разделяться слишком опасно. Разрежем мою рубашку на полосы, как следует примотаем сломанную руку к груди, и я буду опираться на тебя, как на костыль.
К счастью, моя правая рука не пострадала и в случае чего я смогу взяться за меч.
Морэй всё же сделал несколько вылазок и нашёл стрелы, чтобы смастерить временный лубок. К тому времени, когда сломанная рука Синклера была зафиксирована так, что храмовник мог двигаться, не чувствуя сильной боли, уже смеркалось.
Когда друзья решили, что сумерки сгустились достаточно, чтобы их укрыть, но недостаточно, чтобы нельзя было разглядеть дороги, они направились вверх, к гребню хребта, уходившего к горизонту. Карабкались они медленно. Путь по круче давался нелегко, и, хотя они старались получше позаботиться о руке Синклера, тряска и напряжение давали о себе знать. Спустя несколько часов у Синклера пропало всякое желание разговаривать, но он упорно тащился вперёд, глядя перед собой отсутствующим взглядом, кривясь от боли и крепко держась здоровой рукой за локоть Лаклана Морэя.
Сам Лаклан с сожалением убедился, что ошибся, когда предположил, что все сарацины спустились с горы. Раздавшийся в полумраке взрыв смеха предостерёг его, известив, что рыцари здесь не одни.
Оставив Синклера среди нагромождения валунов, Морэй пробрался туда, откуда можно было разглядеть вершину хребта Хаттин. Он увидел несколько больших палаток, а вокруг — много сарацинских часовых, явно пребывавших в самом весёлом расположении духа. Этого оказалось достаточно, чтобы Морэй отступил и повёл друга совсем в другую сторону, на северо-запад, подальше от сарацинов, прямиком к Ла Сафури и его оазису.
Первую ночь они шли от заката до рассвета, хотя и не могли двигаться с привычной скоростью: лишившись коней, рыцари вынуждены были брести, как пехотинцы. Правда, когда они перевалили через гребень и двинулись вниз, в направлении Ла Сафури, идти стало полегче. Но после семи часов ходьбы Морэй прикинул, что они не одолели и половины пути. Хорошо хоть, что чем дальше оставалось поле боя, тем больше слабела вонь обугленного подлеска, да и само злосчастное поле теперь укрывала завеса мрака. Друзьям повезло: за всё время они лишь дважды спотыкались о трупы, причём один оказался конским, возле которого валялся бурдюк с водой. Рыцари утолили жажду, и это придало им сил.
Но скоро забрезжил рассвет, и Морэю пришлось решать, что делать дальше, — глаза его спутника уже совсем помутнели. Они находились среди гигантских дюн, и Морэй прекрасно понимал: если там их застанет дневной зной, они просто изжарятся. Оставалось выбирать одно из двух: или продолжить путь в поисках подходящего укрытия, или вырыть в песке нечто вроде норы и затаиться в ней до сумерек. Впрочем, рыть нору было нечем, поэтому Морэй поневоле остановился на первом варианте.
Они продолжили идти. Синклер явно сдавал, его шатало, но, устремив в пространство невидящий взгляд, он всё же ухитрялся переставлять ноги. Несколько часов спустя пески сменились каменистой почвой со скудной жёсткой растительностью, а потом путники вышли к руслу пересохшего потока — местные жители именуют такие пересохшие речки «вади».
Морэй поудобнее устроил раненого друга в тени высокого берега, напоил, а когда Синклер забылся тяжёлым сном, шотландский рыцарь взял подобранный на поле боя арбалет с несколькими болтами и отправился на охоту, надеясь подстрелить что-нибудь съедобное. Он знал, что, хотя пустыня кажется мёртвой, на самом деле её населяет множество живых существ. Жизнь Алека Синклера целиком зависела от Морэя и его охотничьих навыков, потому шотландский рыцарь заставил себя превозмочь собственную усталость. Чтобы не спугнуть никого из чутких обитателей пустыни, Морэй двигался медленно, бесшумно, держа арбалет наготове, глядя во все глаза и навострив уши, чтобы ничего не упустить.
Он и не упустил, хотя увидел и услышал вовсе не то, на что рассчитывал.
Сперва его внимание привлекли клубы пыли, и он воспрянул было духом, ведь пыль явно клубилась под копытами лошадей, скакавших от Ла Сафури — оазиса, к которому они с Синклером держали путь. Некоторое время Морэй стоял на виду, наблюдая, как клуб пыли становится всё больше, но, когда всадники приблизились настолько, что уже вполне могли его заметить, в лучах солнца блеснул круглый щит. Морэй тотчас узнал форму щита, и этого оказалось достаточно, чтобы он опустился на колени, а потом сел, вжавшись спиной в ближайший камень. Франки никогда не носили круглых щитов. Таким лёгким, хрупким с виду, но неплохим защитным снаряжением пользовалось только мусульмане.