— Что себе позволяют твои десятники, дарнигар? Да разорви меня демоны, я этому Ашташу чуть морду не набила — и набью еще, если срочно не поумнеет! Я ему кто, баба с зеленного рынка или все-таки шайвигар?
— Шайвигар, конечно, — примирительно сказал сотник. — Что натворил Ашташ?
— В третьем бараке, у наемниц, печь дымит! — рявкнула Румра. — А на кухне хоть и не дымит, но до того бестолково сложена, что не случилось бы пожара, храни Безликие! Печи клал печник из Замка Трех Ручьев. И если тот печник мне попадется, этот дурень с кривыми руками, я его засуну башкой в печь его работы!
Литисай взъерошил свои светлые волосы, пытаясь понять, какая связь может быть между старшим десятником Ашташем и неведомым криворуким печником. В присутствии Румры — а тем более Румры разъяренной — сотник соображал с трудом. У него появлялось чувство, будто он мирно шел по лесу — и вдруг провалился в медвежью берлогу.
— Сколько в гарнизоне печников? — сурово, словно на дознании, вопросила Румра. — Среди солдат, а? Твоя сотня, вот и скажи!
— Это шайвигару положено знать! — попытался огрызнуться Литисай. С таким же успехом котенок мог бы огрызнуться на матерую рысь.
— Дарнигар тоже не рассыплется, если своих солдат знать будет! Всего сотня под рукой — можно и расспросить, кто что умеет, кроме как мечом махать. Один у нас печник! Один! Седой из Отребья — толковый, говорят, мастер. Из четвертого десятка. Я пошла к Ашташу — дай, мол, Седого, у меня для него работы по самое не скучай! А ползучий гад Ашташ отвечает: дарнигар велел третьему и четвертому десяткам заготавливать дрова. И он, Ашташ, не может нарушить приказ Правой Руки. Я этой дубине говорю: «Он — Правая Рука, я — Левая Рука, наши приказы друг друга стоят!» А у этого хряка с бляхой десятника повернулся язык брякнуть: солдатам приказывает дарнигар, а Левая Рука распоряжается рабами и слугами… Рабами, а? Да пусть мне покажут в Шевистуре хоть одного раба!
Литисай наконец понял, в чем дело.
Десятник, конечно, прав: занимать солдат на хозяйственных работах можно лишь с разрешения дарнигара. Но как быть Румре, если в крошечном форте, гордо именуемом крепостью, нет никаких рабочих рук, кроме солдатских?
— Конечно, я распоряжусь. Два десятка нарубят дров и без Седого. Забирай его, пусть печи перекладывает.
Но Румра не сразу утихла:
— Ашташ мне так нагло заявляет: мол, вы, господа, промеж себя разберитесь, а мне неприятности ни к чему… Уж я б ему показала «неприятности» — дней пять бы в бараке отлеживался! Его счастье, я вовремя вспомнила, что в крепости нет лекаря, а то бы устроила это самое!..
«Дарнигару положено знать свой гарнизон, — подумал Литисай. — На будущее запомню: старший десятник Ашташ — большого мужества человек. Возражать этой свирепой великанше…»
Литисай не сомневался, что Румра Пляшущая Кошка из Семейства Гашхар могла устроить загадочное «это самое» любому десятнику — хоть своему, хоть вражескому.
Тем временем мысли Левой Руки приняли другой оборот:
— Насчет лекаря… погано, что у нас его нет! Ты до весны будешь вместо Хранителя — мог бы добиться, чтоб с нами послали какую-никакую двуногую пилюлю.
— Лекарь, которого с нами должны были послать, заболел, — хмуро отозвался дарнигар. — А собирались, сама знаешь, спешно. Мне сказали: на месте лекаря наймешь.
— Да тут на три дня пути вокруг не то что лекаря — лесной знахарки не сыщешь! Плохо искал, Правая Рука! У тебя, говорят, родня сильная, вот ее бы и потормошил…
Литисай задохнулся, не найдя что ответить. Сильная родня, да? Намек на то, что эта родня его и на высокую должность пристроила?
Все правильно. Иной воин, не раз побывавший в сражениях, лет этак в сорок становится десятником и гордится этим. Литисай получил бляху десятника в семнадцать лет, не слыхав еще звона боевой стали. Потом, правда, был под Найлигримом, но повоевать пришлось мало: в плен попал. А в двадцать три — уже сотник! И одновременно дарнигар крепости! Пусть это крошечная крепостца в глухом захолустье — все-таки Правая Рука Хранителя!
Конечно, без помощи родственников такую до неприличия блестящую карьеру сделал бы разве что великий герой. А Литисай героем не был.
Хотя трусом, между прочим, не был тоже…
Тем временем успокоившаяся Румра сказала ворчливо:
— Ох, не быть тут добру, помяни мое слово! Нехорошие здесь места. И название у форта нехорошее — Шевистур, Болотная крепость! Сам знаешь, чьи они, болота-то…
Литисай не хуже Румры знал, что среди многочисленных имен Хозяйки Зла есть и прозвище Болотная Госпожа. И ему тоже не нравилось название крепости. Но признаваться в этом не хотелось.