Его собеседник – более молодой змей, жемчужно-белый, с яркой чешуёй – повернул голову, и от этого движения усики по краям его угловатой пасти изогнулись. Он разомкнул челюсти, и раздалась череда щелчков и мягкое потрескивание. Старый змей выгнул свою извилистую шею и засвистел. В ответ молодой змей вдохнул и звучно загудел, вибрируя мышцами у основания языка.
Щелчки, доносившиеся из горла старого змея, переросли в раскатистый гул; его зрачки расширились, а из носа вырвался белый дымок. Молодой змей отступил и просительно склонил голову.
Два змея обозревали окрестные скалы, где расположилась их огромная колония. Это было древнее змеиное стойбище. Поколения великих белозмеев выдалбливали мягкую желтовато-серую породу, пока не пробили самую сердцевину массивной скалы и не создали целый лабиринт извилистых туннелей и изящно выточенных рифлёных колонн. И теперь ветер, гулявший по галереям, сопровождал беседу белозмеев жалобным свистящим аккомпанементом.
Нос старого змея подрагивал. Он повернул голову и стал принюхиваться к ветру. Его чешуйчатые губы изогнулись: он зарычал, безошибочно определив донесшийся запах. Змей посмотрел с высокого валуна, на котором сидел, вниз, на умиротворённую колонию.
Пещеры были заселены белозмеями всех возрастов. В нижних галереях порхали драгоценные змеёныши, то пропадая в темноте, то выныривая из неё; вспышки их бурного дыхания мерцали, как неровное пламя факела на ветру. В верхних галереях отдыхали старшие белозмеи. Каждый обвивался вокруг своей каменной колонны, и именно оттого, что веками белозмеи тёрлись чешуёй о колонны, те и приобрели свою характерную шероховатость, точно так же как когти их предков, прорывавших туннели в скале, оставили на стенах пещер закрученные бороздки и полосы.
Древний белозмей был стар даже для великих белозмеев, которые измеряли свою жизнь выветриванием скал и течением рек. Самый старший в колонии, он помнил те времена, когда земли долин ещё не страдали от нашествия двушкурых. Но времена, когда вновь прибывшие впервые ступили на земли пустоши, давно миновали. Они укоренялись и распространялись, как зараза, и если верить словам молодого змея, продвинулись далеко за пределы зубчатых скал и раскалённых утёсов, где великие белозмеи когда-то откладывали яйца, и теперь угрожали древним галереям. Их становилось всё больше.
Тут мирный гул колонии разорвал долгий пронзительный вой. Два змея опустили головы и посмотрели на прекрасную самку, застывшую на выступе чуть ниже. Её крылья были расправлены, а шея изогнута: она не отрываясь смотрела на темнеющий горизонт.
Старый змей взглянул на собеседника и покачал головой; гребень на его шее извивался волной, а хвост качнулся маятником. Младший змей ответил ему мягким вздохом.
С торчавшего выступа скалы снова донёсся страстный призыв. Самка качнулась, дёрнулась всем телом и взмахнула крыльями в безумном порыве. Её шея вытянулась вверх, а тёмно-красные глаза засверкали, как драгоценные камни.
Затем, хлопая крыльями, она взмыла в воздух, закручиваясь спиралью. Солнечный луч коснулся её тела; он искрил на её крыльях и чешуе, сверкал на кончиках её когтей и зубах, пока она по низкой дуге облетала колонию, широко распахнув пасть. Вспыхнуло жёлтое пламя. Потом ещё раз. И затем, когда огонь угас, в воздухе эхом пронёсся рёв неудержимого стремления. Самка, взмахивая крыльями, улетала в сторону восходящего солнца и далёких зубчатых скал.
Глава двадцать седьмая
Пронзительный крик эхом пронёсся в пустоте. Девушка-змеерод повернула голову.
Она стояла на краю высокой крапчатой скалы: одна рука на талии, в другой – устрашающего вида родокопьё. Жемчужно-белый костюм из душекожи, украшенный бусинами дождевых капель, обтягивал её стройное тело, переливаясь всеми цветами радуги. Когда она обернулась, ветер подхватил её длинные прямые волосы и отбросил ей на лицо. Золотисто-серые, цвета выветренной сосны, её волосы блестели на свету; она стояла, повернув своё завораживающе красивое лицо к небу.
Её взгляд упал на маленького змеёныша, который кружился во влажном воздухе. Он учился.
Теперь каждый вечер, выбираясь из огненной расщелины, он поднимался в воздух, и с каждым разом его полёт длился всё дольше, в нём появлялось всё больше грации и мастерства. Он вяло взмахнул крылом, перевернулся в воздухе на другую сторону и полетел по ровной широкой дуге. Он раскрыл пасть, и из неё вырвался огонь; затем он погас, а через мгновение появился снова, когда змеёныш усатой мордой поймал поток воздуха, который по спирали увлёк его в небо.
Девушка обернулась к великому белозмею, сидевшему позади неё, и посмотрела ему в глаза. Змей склонил свою могучую голову, изогнув длинную шею с неровным чёрным шрамом, и их лбы почти соприкоснулись.