Что в безрадостном смехе, подобном сгоранью свечи?
Этот горестный смех ты обильно слезой омочи!
Если ты, рассмеявшись, начнешь обнаруживать зубы,
Поскорей спохватись и зубами прикусывай губы.
Плачь для глаз не полезен, за частый, однако же, смех
Не похвалит никто, осужденье услышишь от всех.
Созерцаешь ты многое в мире, что старо и ново, —
Знай, что должная мера в дурном и в хорошем — основа.
Встань, сперва погорюй, а веселью предайся потом, —
Есть потребность и в этом, бывает потребность и в том.
Слышны стоны и в сердце, веселостью светлой богатом,
День соседствует с ночью, жемчужина — с черным агатом.
Нет счастливца, кого, лишь за то, что испил он воды,
По башке бы не треснули — долго ль дождаться беды!
Хоть богат караван, колокольчик не радует слуха.
Если сахар возьмешь, непременно на сахаре — муха.
Коль судьба твоя стала кормилицей мудрой твоей,
И в дурном и в хорошем предайся единственно ей.
Если уксусу даст, не кипи, как вино молодое.
Помолчи! Может быть, ожидает тебя и благое.
Лишь устойчивый может дорогою шествовать сей.
В путешествии с Хызром попутчик один — Моисей.
Принужден выполнять ты желанье любого вельможи,
Чтоб, подобно ему, в этом мире возвыситься тоже.
Только истинный друг, при несчастье о друге скорбя,
Устранит все ловушки и сам не покинет тебя.
ПОВЕСТЬ О СТАРЦЕ И МЮРИДЕ
Как-то шествовал старец-подвижник пустынной дорогой,
И мюриды при старце, и было мюридов премного.
Каждый думал из них, что от бренного мира отвык.
И, чтоб их испытать, громко выпустил ветер старик.
Отмахнулись они рукавами, замелькали их ноги, —
Лишь один возле старца остался на пыльной дороге.
И сказал ему старец: «Один ты остался. Зачем?
Все другие ушли, — почему не сопутствуешь всем?»
«Будь жилищем тебе мое сердце! — мюрид отвечает. —
Прах от ног твоих, старче, пусть голову мне увенчает!
Не принес меня ветер, решил я остаться с тобой, —
Из-за первого ж ветра могу ли расстаться с тобой?»
Всякий, ждущий подарка, уйдет, как подарок получит, —
Принесенное ветром его же порыв улетучит.
Быстро пыль подымается, быстро садится опять.
Это свойственно пыли: места постоянно менять.
Укреплялась гора на основе своей постепенно, —
Потому долговечна, на месте едином бессменно.
Тот лишь предан распутству, кто с божьего сбился пути.
Может верности бремя один терпеливый нести.
Если ты не распутствуешь, бремя неси отреченья,
Бремя плотское сбрось, если ты не осел от рожденья.
Если ты не притворщик, слеза умиленья видна
У тебя на глазах, и смиренье твое — без пятна.
Благочестье в султанской одежде, расшитой богато,
Это — царь Соломон, мастеривший корзины когда-то.
Та свеча восковая, что золото сыплет во тьму, —
Это скрытый аскет, только сбросить бы роскошь ему[119].
Благочестие ценно особенно в винном подвале.
Коль в развалине клад, то ценнее найдется едва ли.
Низами благочестье красою немалой блестит,
Но отшельника подвиг парчой златотканою скрыт.
РЕЧЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В ОСУЖДЕНИЕ ДВУЛИЧНЫХ
Вот фальшивомонетчики, — чтобы продолжить обман,
Для новейшей подделки они смастерили чекан.
Знай: у них и живот и спина из латуни дешевой.
От нечистой руки береги свое каждое слово.
вернуться
119
То есть под воском у свечи — шерстяной фитиль, подобно тому как у тайного аскета под одеждой — власяница.