Миронов порывисто встал:
— Да, запретил! Вы же все знаете, для чего существует второй эшелон? Мы не имеем права так рисковать!
— Устав — не догма, генерал! — сказал Штыков. — Если надо для пользы дела — значит, надо!
Мерецков тоже решительно посмотрел в сторону Миронова.
— Нам лучше знать, что вы вправе делать, а что нет! — впервые резко сказал он. — Полковник Виндушев! Что вы еще можете добавить?
— Сейчас мне могли бы помочь танки, товарищ маршал. Полк Макарова оседлал дорогу Лодейное Поле — Олонец.
— Хорошо! Дадим танки.
— Садитесь, — сказал Штыков. — Полковник Блажевич! Доложите Военному совету свои соображения.
Блажевич был командиром 99-й гвардейской дивизии. Стриженный под бокс, толстощекий, он вытянулся в струнку, четко ответил:
— Товарищ командующий фронтом, товарищ член Военного совета! Я целиком и полностью присоединяюсь к сказанному полковником Виндушевым. Обращать внимание совета на частности ввиду экономии времени считаю излишним. Но от танков тоже не откажусь.
Остальные командиры дивизий коротко доложили о своих нуждах. Командира 100-й гвардейской дивизии, тоже входившей в состав 37-го корпуса, спрашивать ни о чем не стали: дивизия была во втором эшелоне. Генерал-майор Лещинин так и просидел, не сказав ни слова. Теперь многое было ясно: надо было готовить подъездные пути, надо было спешно производить перегруппировку сил и подтягивать артиллерию, чтобы прорвать вторую линию обороны, перерезать дорогу между Олонцом и Петрозаводском, выйти левым флангом на соединение с морским десантом у Видлицы.
Командиров дивизий предложено было отпустить с совета.
Выйдя из дома на улицу, Блажевич сказал Виндушеву:
— Ну что, Константин Николаевич, поедем в полки?
— Нет, Иван Иванович. Я отправлюсь в саперный батальон. Посмотрю, как там тянут лежневку. Очень, понимаешь, надо подтянуть хотя бы гаубичный полк. Да и для танков подготовить исходные позиции.
— Да, да, я тоже тяну несколько лежневок. — Блажевич ухмыльнулся. — Без доклада Миронову заставил учбат работать. А Миронов горяч!
— Да уж теперь мне спуску не даст, — согласился Виндушев. — Пусть… Лишь бы для пользы дела…
В этот день Мерецковым был отдан приказ: ввести в боевые действия еще один корпус на Олонецком направлении, а частью сил (не более одного стрелкового корпуса) ударить в направлении Коткозера, чтобы не допустить отхода противника на северо-запад, и во взаимодействии с 32-й армией занять Петрозаводск.
7
В ночь на 24 июня рота лейтенанта Гаврюкова, используя десантную выучку, под отвлекающий маневр других рот, тихо, бесшумно, ползком преодолев болото, миновала передовые посты финнов и углубилась в сосновый лес. Все было бы проще, будь это нормальная ночь, но ночь была светлой, и пришлось с особенной осторожностью первые двести метров ползти по-пластунски. В сосновом лесу поднялись. Гаврюков, как все мокрый, тихонько поругиваясь, оглядел пристально собравшихся всех вместе бойцов и командиров и шепотом отдал команду:
— Повзводно, цепочкой, за мной!
Гаврюков резко выделялся среди других офицеров. Еще когда они были десантниками, он даже на тактические учения выходил в новом наглаженном обмундировании, в хромовых, до зеркального блеска начищенных сапогах, с блестящими значками, всегда парадно-подтянутый и недоступный. С солдатами вел себя строго, от командиров взводов держался обособленно. И вот теперь обстановка заставляла Гаврюкова делать все то же самое, что делали подчиненные: он вынужден был окапываться, ползать по болотам, подвергаться тем же опасностям, каким подвергались они. И все видели, что вся эта солдатская наука, которой он обучал других, самому ему достается теперь нелегко.
В полукилометре от боевых позиций дозорные увидели на поляне несколько слабо дымящих костров, возле которых спали вповалку солдаты. Капитан Волгин строго-настрого наказал не поднимать безвременного шума, а углубиться километра на два и уже затем поднять настоящий «трам-тарарам». Комбат так и сказал Гаврюкову: