- Почему?
- Что почему, Солнышко?
- Почему ты вообще пьешь? Это все, что ты делаешь, когда проводишь свое свободное время на вечеринках?
- Интересно. Ты не подвергаешь сомнению мою забывчивость, как ублажить женщину?
- Хах! Ты вероятней мог бы забыть об этом, будучи в коматозном состоянии.
Рокот удовлетворения донесся из его груди. Уголки его рта поднялись в улыбке, настолько притягательной, что это остановило ее дыхание на несколько секунд. Высокомерие сверкнуло в его глазах, он поднял правую руку.
Мозолистые кончики его пальцев оторвались от ее щеки, поскольку она поймала его запястье
- Мне пора идти.
- Останься. - Его глубокий голос в сочетании с поглощающим взглядом распространили теплоту по всему ее телу.
Она заставила себя отвести взгляд. Ее глаза проложили путь вниз по его руке, по округлости бицепса, изгибу локтя, туда, где ее рука обхватила его запястье. Большим пальцем она делала медленные, нежные движения на его коже — когда же это началось? — татуировка привлекла ее внимание. Отрывок мелодии опоясывал его запястье трижды, прежде чем закончиться большим черно-красным музыкальным ключом на его предплечье.
- Ответь мне, зачем ты пришла за кулисы ко мне, если тебя это не интересует?
Она плохо себя чувствовала в течение где-то десяти секунд, затем вспомнила то, как оскорбительно он рассматривал ее, когда в начале она вошла в его комнату.
- Зачем ты пришла за кулисы, Эм?
Шок? Любопытство? Потому что я не перестаю думать о том, почему такой, как он, выбрал кого-то вроде меня?
Эмма не была уверена, это ли он хотел услышать. Она знала, что ему не интересно будет узнать о том дне, когда онколог сообщил ей, что больше ничего нельзя сделать, и она поклялась взять от жизни максимум, столько, сколько позволяло оставшееся ей время. Выжать до последней капли сок жизни.
Она держала это в себе, вместо того чтобы отпустить его и отойти. Глубоко вздохнув, чтобы сосредоточится, она встретила его взгляд.
- Я останусь.
Он по-дурацки ухмыльнулся ей.
- Но больше никакого алкоголя.
- Идет. - Он повернулся и направился к комнате таким способом, показывая ей, чтобы она взяла инициативу на себя.
Эмма схватила свою обувь с пола. Когда она обошла мужчину, от которого спускаются трусики по всему миру, она сказала:
- Просто, чтоб ты знал, я не собираюсь спать с тобой, и не имеет значения, как много миленьких слов ты произнесешь в мою сторону.
- Повторяй себе это почаще, Солнышко. Возможно ты даже начнешь верить в это.
Боже, она это что-то! Это вулкан, который привлекает его, как мотылька пламя.
Она вовсе не в его вкусе. Его не привлекали невысокие блондинки с короткими волосами. Но видеть, как она смотрит на него из зала, было подобно двойному удару под дых. Его мозг отключился, и на целую минуту он не смог вдохнуть кислород, чтобы спасти свою душу. Это должно было до усрачки напугать его, но этого не произошло.
Она излучала уверенность, которая не была тщеславием, и было что-то еще, что-то, что Джо не смог назвать. Счастье? Свет? Стремление к жизни? Чем бы это ни было, она осветила весь гребанный зал этим. Наполняя его неожиданным, ошеломляющим и отчаянным желанием впитать его. Желание такое сильное, что он даже отправил Гари найти ее и пригласить присоединиться к нему за кулисами. Никто из них не верил, что она сделает это и, по какой-то умопомрачительной причине, это до ужаса пугало его.
Это случилось, когда он понял, что он хренов психопат. Кто так делает? Один раз взглянул на женщину и в ответ увидел ниспадающую спираль, которая соединяла их жизни? Никто из нормальных или рациональных, что было чертовски верно.
С целью притупить эту неестественную связь, что он почувствовал к женщине, которую прежде никогда не встречал, он был на треть пути к осушению бутылки его любимого ирландского виски. В этот момент она вошла в гримерку. Остановилась прямо в дверном проеме и представилась — Эмма Трэверс. Имя, подобающее типичной американской внешности. Его реакция на нее была быстрая и сильная, это недвусмысленно дало ему понять, что виски ни черта не притупило.
Она уставилась на него своими бирюзовыми глазами на бледном, словно фарфоровом, лице. Глаза выдавали каждую ее эмоцию, пока исследовали все его тело, задержавшись на длительное время на пахе, прежде чем вернулись к его лицу.