Некоторые дворцы были темными, пустыми, не занятыми богами.
«Что произойдет, – лениво подумал он, – если появится слишком много возвращенных до того, как мы покончим с собой? Построят еще дворцы?» Насколько он помнил, места всегда было достаточно.
Во главе двора возвышался дворец короля-бога, высокий и черный. Скорее всего его возвели таким, чтобы он доминировал над остальными экстравагантными особняками. Он отбрасывал широкую искаженную тень на стену позади него.
Великолепно. Так великолепно! Факелы образовывали узоры, которые Гимн мог разглядеть только с крыши здания. Траву аккуратно подстригали, а огромные настенные гобелены меняли так часто, что они не выглядели выцветшими и на них не было признаков изношенности и пятен.
Люди прикладывали столько стараний для своих богов. Почему? Иногда это сбивало Гимна с толку. Что тогда думать о религиях, в которых боги не имеют телесного облика, а представляют собой всего лишь образы и волю? Разумеется, те «боги» делают для людей даже меньше, чем обитатели халландренского двора, но им все равно поклоняются.
Гимн покачал головой. Встреча со Всематерью напомнила ему о днях, о которых он давно уже не думал. Безмятежная Пророчица. Она стала его наставницей, когда он был возвращен. Аврора ревновала его к воспоминаниям о ней, но не понимала истины. А он действительно не мог объяснить. Пророчица более чем кто-либо из знакомых Гимна приблизилась к божественности. Она так же заботилась о своих последователях, как и Всематерь, но во внимании Пророчицы сквозил искренний интерес. Она помогала людям не из страха того, что они перестанут ей поклонятся, в ней просто не было высокомерного чувства превосходства.
Настоящая доброта. Настоящая любовь. Настоящее милосердие.
Но даже Безмятежная Пророчица считала себя несовершенной. Она часто говорила, что испытывает чувство вины из-за того, что не может оправдать ожидания людей. А как она могла их оправдать? И мог ли кто-нибудь вообще? Гимн подозревал, что в итоге эти сомнения и подтолкнули ее к тому, чтобы ответить на прошение. По ее мнению, существовал только один способ быть богиней, отвечающей требованиям каждого. Отказ от собственной жизни.
«Они толкают нас к этому, – подумал Гимн. – Они создали все это великолепие и роскошь, они дают нам все, что пожелаем, а затем ненавязчиво подталкивают. Будь богом. Пророчествуй. Поддержи наши иллюзии. Умри. Умри, чтобы мы могли поддержать веру».
Обычно он не оставался на крыше, а предпочитал находиться внизу, где ограниченная перспектива помогала игнорировать общий обзор. Так гораздо легче сосредотачиваться на простых вещах, вроде сиюминутного момента.
– Ваша милость? – окликнул Лларимар, приближаясь.
Гимн Света не ответил.
– С вами все в порядке, ваша милость?
– Ни один человек не может быть настолько важен, – сказал Гимн.
– Ваша милость? – повторил жрец, подходя к богу.
– С нами что-то не так. Мы созданы не для этого.
– Вы бог, ваша милость. Вы созданы для этого.
– Нет, – возразил он. – Я не бог.
– Простите, но у вас в самом деле нет выбора. Мы вам поклоняемся, и это делает вас богом.
Лларимар произносил слова в своей обычной спокойной манере. Можно ли вывести из себя этого человека?
– От тебя нет никакого толка.
– Приношу извинения, ваша милость. Возможно, вам следует прекратить спорить на эту старую тему.
Гимн покачал головой:
– Сегодня это нечто другое. Я не знаю, что делать.
– Вы имеете в виду приказы Всематери?
Гимн кивнул:
– Я думал, что разобрался, Тушкан. Я не могу уследить за всем, что планирует Аврора. Я мало что смыслю в тонкостях.
Лларимар не отвечал.
– Я не собираюсь уступать, – сказал Гимн. – Всематерь проделала фантастическую работу, чтобы упрочить свое положение. Я подумал, что, если отдам ей мои приказы, она будет знать, что делать. Она поймет, что лучше – поддерживать Аврору или противостоять ей.
– Вы по-прежнему можете предоставить решать ей, – заметил Лларимар. – Вы же отдали ей свои приказы.
– Я знаю, – промолвил Гимн.
Они замолчали.
«Так что все сводится к этому, – подумал Гимн. – Первый, кто изменит приказы, захватит контроль над всеми двадцатью тысячами. Остальные окажутся вне игры».
Что он выберет? Сидеть и позволять истории идти своим чередом или вмешаться и все испортить?
«Кто бы ты ни был, – подумал он, – откуда бы ты не послал меня обратно, почему ты просто не оставил меня в покое? Я уже прожил одну жизнь. Я уже сделал свой выбор. Зачем ты отправил меня обратно?»