И благоразумно решив не смотреть вниз.
Гимн Света уставился в пространство перед собой. Слишком много информации. Одно за другим – убийство Авроры, откровения Лларимара, предательство жрецов короля-бога.
Он сидел в темнице, обхватив себя руками, его красная с золотом мантия перепачкалась грязью, когда он полз по тоннелю, а потом и в клетке. Раненое бедро болело, но не слишком сильно и уже почти не кровоточило. Он не обращал внимания на боль. Она была ничтожной по сравнению с болью в душе.
В дальней стороне помещения тихо переговаривались жрецы. Когда он бросил на них взгляд, что-то в них показалось ему странным. Он сосредоточился на ускользающем моменте, и наконец до него дошло, что именно в них озадачивало. Он должен был увидеть это раньше. Странность касалась цвета – но не цвета их одежды, а лиц. Едва уловимая. Отличие, которое в одном человеке можно легко проигнорировать, во всех них разом приобретало закономерность.
Обычный человек ничего бы не заметил. Но для имеющего возвышения это было очевидно, если знать, на что смотреть.
Эти люди были не из Халландрена.
«Кто угодно может надеть мантию, – понял он. – Но это еще не значит, что он жрец». И действительно, по их лицам Гимн догадался, что эти люди из Пан-Каля.
Для него все сразу обрело смысл. Их всех держали за дураков.
– Синепалый, – требовательно спросила Сири. – Отвечай, что ты собираешься с нами сделать?
Лабиринты дворца короля-бога были запутанными, и Сири даже сейчас порой с трудом находила в них дорогу. Они спустились по лестнице, но тут же поднялись по другой.
Синепалый не ответил. Он шагал со своей обычной нервозностью, заламывая руки. Было похоже, что сражение в коридорах идет на убыль. Вообще, после того как они поднялись по лестнице, в коридорах, которыми они шли, воцарилась мертвая тишина.
Встревоженный Сезеброн держал Сири за талию. Она не знала, о чем он думает, – они не могли останавливаться, чтобы он успел что-нибудь написать. Он ободряюще улыбнулся, но она знала, что происходящее ужасает его так же, как и ее. Возможно, даже больше.
– Синепалый, ты не можешь так поступить, – резко сказала Сири лысому коротышке.
– Для нас это единственный способ добиться свободы, – произнес он, не оборачиваясь, но наконец он хотя бы ответил ей.
– Но вы не можете! – воскликнула Сири. – Идрисцы ни в чем не виноваты!
Синепалый покачал головой:
– Скольких людей моего народа вы принесли бы в жертву, если бы это означало свободу для вашего?
– Ни одного! – ответила она.
– Посмотрел бы я, что бы вы сказали, если бы мы поменялись местами, – сказал он, по-прежнему избегая смотреть ей в глаза. – Я... приношу сожаления за вашу боль. Но ваш народ не невинен. Вы такие же, как халландренцы. В ходе Всеобщей войны вы сокрушили нас, сделали обслугой и рабами. Только в самом конце, когда королевская семья сбежала, Идрис и Халландрен разделились.
– Пожалуйста, – промолвила Сири.
Вдруг Сезеброн ударил безжизненного.
Король-бог зарычал, вырываясь и пиная ногой другого солдата. Их было несколько десятков. Он посмотрел на Сири, жестом велев ей убегать. Но она не собиралась его бросать. Вместо этого она попыталась схватить Синепалого, но безжизненный оказался быстрее. Существо взяло ее за руку и крепко удерживало, даже когда она начала с ним бороться. Впереди с лестницы сошли двое мужчин в мантиях жрецов Сезеброна с фонарями в руках. Присмотревшись к ним, Сири сразу поняла, что это пан-кальцы. Они были низкорослыми и слегка отличались от халландренцев цветом кожи.
«Какой же дурой я была», – подумала она.
Синепалый слишком хорошо вел свою игру. Он с самого начала вбил клин между королевой и жрецами. Большинство страхов и волнений Сири спровоцировал он, а высокомерие жрецов их только усилило. Все это было частью плана писца – использовать ее, чтобы когда-нибудь добиться свободы для своего народа.
– У нас есть командная фраза Гимна Света, – сказал Синепалому один из подошедших мужчин. – Мы проверили, она работает, и изменили на новую. Оставшиеся безжизненные наши.
Сири бросила взгляд в сторону. Безжизненный повалил Сезеброна на пол. Тот закричал, хотя у него выходил всего лишь стон. Сири дернулась, пытаясь вырваться от безжизненного и помочь мужу. Она заплакала.
У Синепалого был усталый вид. Он кивнул своим сообщникам: