Я поспешно повернул на юг, по краю луга, отчаянно надеясь, что там действительно мой двухлеток, а не пони из цыганского табора.
Издалека вдруг донесся душераздирающий визг тормозов, метнулся свет фар, грохот, звон разбитого стекла…
Мой конь испустил ржание, больше похожее на вопль. Всаднику стало дурно.
«О господи! – думал я. – Господи боже мой!»
Я перешел на шаг и обнаружил, что весь дрожу. Впереди слышались крики, снова скрип тормозов… Я провел рукой по лицу. Мне вдруг захотелось заснуть и проснуться уже завтра, чтобы не видеть того, что будет сейчас. Нет, не завтра, а через неделю. Или лучше через год.
И вдруг из сумятицы мечущихся фар вырвалась темная тень! Я глазам своим не поверил. Тень с бешеной скоростью неслась в мою сторону, цокая копытами.
Двухлеток был в панике. Он промчался мимо размашистым галопом на скорости сорок миль в час, словно собирался выиграть Тройную Корону.
Слава богу, цел! Стараясь не думать о тех, кто был в разбившейся машине, я развернул стиплера и пустился в погоню.
Состязание было неравное: престарелый стиплер против молодого горячего спринтера. Но мое беспокойство передалось коню и горячило его не хуже шпор. Он несся во весь опор, хотя на такой местности это было чистейшим безумием.
Почуяв нас, двухлеток мог воспринять это как вызов и прибавить ход, но, слава богу, он, наоборот, успокоился, услышав позади другую лошадь, чуть сбавил скорость и позволил мне постепенно приблизиться к нему.
Я заходил снаружи, оставляя двухлетка слева от себя. Он стоял в деннике без недоуздка, и хотя у меня был при себе аркан, набросить его на всем скаку смог бы разве что циркач, а никак не жокей с тремя спаянными позвонками и плечом, вылетающим из сустава от любого хорошего рывка.
Мы приближались к развилке. Впереди был большой перекресток. Только второй аварии мне и не хватало! Придется рискнуть. Двухлетка необходимо любой ценой загнать в деревню.
Я отжимал стиплера влево, пока не коснулся коленом бока беглеца. Осторожно потыкал его носком в ребра, пока он не понял, чего от него хотят, а когда мы поравнялись с перекрестком, пнул его посильнее и надвинулся на него своим конем.
Двухлеток повернул, сумев не потерять равновесия, так послушно, словно я сидел на нем верхом. Оказавшись в деревне, он снова вырвался вперед, видимо, потому, что, удаляясь от шоссе, я инстинктивно придерживал своего коня. Поворачивать на всем скаку лучше не стоит.
Двухлеток научился этому на собственном горьком опыте. При повороте на луг его занесло, он изо всех сил попытался удержаться на ногах, из-под копыт брызнули искры, он споткнулся о бугорок – и полетел кубарем. Я спрыгнул, схватил своего стиплера под уздцы и бросился к распростертому на земле двухлетку. Колени у меня подгибались. Ну не мог же он порвать связку здесь, на мягкой траве, после всех тех опасностей, из которых он вышел невредимым!
Не мог.
И не порвал. Он просто был оглушен падением. Он еще немного полежал, тяжело поводя боками, а потом встал.
Пока он лежал, я накинул на него аркан и теперь повел их обоих к конюшне, держа в одной руке аркан, а в другой повод стиплера. Оба дымились и раздували ноздри, а взнузданный стиплер ронял с удил пену; но шли оба ровно, не хромая.
С неба струился лунный свет, прохладный и успокаивающий. Во дворе я привязал стиплера к изгороди, отвел двухлетка обратно в денник и только тут заметил, что на нем нет попоны. Как-то он ухитрился содрать ее, пока шлялся. Я принес другую и застегнул ее. По-хорошему, надо бы его еще с полчасика повыводить, чтобы остыл, но у меня не было времени. Я вышел, закрыл дверь денника, задвинул засов и еще раз подумал – как же это я ухитрился не запереть его вечером?
Я вывел машину из гаража и вернулся на шоссе. На месте аварии собралась приличная толпа. Кто-то размахивал фонариками, направляя движение транспорта. Когда я остановился на обочине, один из самодеятельных регулировщиков сказал мне, чтобы я проезжал мимо – тут и так полно зевак. Я сказал, что живу неподалеку и приехал посмотреть, нельзя ли чем помочь, и оставил его разбираться со следующим любопытным.
По противоположной стороне тоже ехало немало машин, но авария произошла здесь, на ближайшей полосе. Я со страхом присоединился к группе в центре событий. Автомобильные фары рельефно выхватывали их из темноты. Несколько мужчин. Все на ногах. И девушка.
Ее машина пострадала больше всего. Одним боком она вписалась в столб, на котором висел указатель на нашу деревню, а задняя часть была сплющена темно-зеленым джипом, который стоял наискосок поперек дороги. Из разбитого радиатора капала вода, на капоте лежали морозные осколки ветрового стекла.