– Я не позволю, чтобы мной вертели! – кипятилась она. – Ну кто-то же должен что-то сделать!
– А мистер Бреветт? – спросил я.
Она резко взглянула на меня.
– Я не хочу впутывать его в это дело. – Голос ее сделался заметно холоднее.
– Да, конечно.
Миль десять мы проехали в задумчивом молчании. Наконец она спросила:
– Вы сможете найти другую лошадь к пятнице?
– Могу попробовать.
– Попробуйте.
– А если у меня получится, вы можете гарантировать, что меня не огреют по голове и не отберут ее, как в этот раз?
– А я думала, жокеи – люди отважные, – заметила она.
После этого обидного замечания мы молчали еще миль пять. Потом она спросила:
– Вы этих людей не знаете?
– Нет.
– Но они-то вас знают. Они знали про ваше плечо.
– Да.
– Вы об этом уже думали, да? – Она казалась разочарованной.
– Угу.
Я осторожно проехал по оживленным лондонским улицам и остановился у гостиницы «Беркли», где жила Керри Сэндерс.
– Зайдемте ко мне, выпьем, – предложила она. – Судя по вашему виду, вам не помешает.
– Э-э…
– Да ладно, идемте! – сказала она. – Не съем я вас!
Я улыбнулся.
– Ну хорошо.
Окна ее номера выходили на Гайд-парк. По скаковой дорожке двигалась вереница пони, группка всадников упражнялась в выездке. Лучи заходящего солнца озаряли сиренево-голубую гостиную, отчетливо вырисовывая кубики льда у нас в стаканах.
Мой выбор ее разочаровал.
– Вы уверены, что будете пить эту кока-колу?
– Она мне нравится.
– Но когда я предлагала выпить, я имела в виду именно выпивку…
– Мне пить хочется, – доступно объяснил я. – И голова болит. И к тому же я за рулем.
– А-а! – Она смягчилась. – Понимаю.
Я сел, не дожидаясь приглашения. Мне, конечно, было не привыкать к ударам по голове, но это был первый за последние три года, и я обнаружил, что за это время успел отвыкнуть.
Керри Сэндерс сняла свое великолепное, но запачканное пальто. Ее костюм отличался той простотой, какую могут позволить себе только очень богатые люди, а фигура, которую он обтягивал, была выше всяких похвал. Она приняла мое молчаливое восхищение как должное, словно этого требовала простая учтивость.
– Так, – сказала она. – Вы ни черта не сказали о том, что с нами произошло. Теперь я хочу, чтобы вы объяснили, что это могли быть за люди.
Я отхлебнул шипучей газировки и осторожно покачал головой.
– Понятия не имею.
– Но вы должны хотя бы догадываться!
– Нет… – Я помолчал. – Вы никому не говорили, что едете на аукцион в Аскоте? Не упоминали мое имя? Не упоминали о Катафалке?
– Послушайте, – возразила она, – они же напали на вас, а не на меня!
– Откуда нам знать?
– Ну как же? Ваше плечо…
– Ваша лошадь.
Она беспокойно встала, пересекла комнату, бросила пальто на стул, вернулась. Изящные сапожки были в грязных разводах и на светлом розовато-лиловом ковре смотрелись неуместно.
– Я говорила, может быть, троим, – сказала она. – Во-первых, Паули Текса.
Я кивнул. Паули Текса – это тот американец, который дал Керри Сэндерс мой телефон.
– Паули сказал, что вы – честный барышник, а это такая же редкость, как хорошая погода в воскресенье.
– Спасибо.
– Потом я еще сказала тому парню, который делал мне укладку, – задумчиво продолжала она.
– Какому парню?
– Ну, парикмахеру. Тут, в гостинице, есть парикмахерская…
– А-а.
– А вчера я обедала с Мэдж… С леди Роскоммон. Это просто моя подруга.
Она неожиданно уселась в стоявшее напротив кресло с обивкой из бело-голубого ситца. Большая порция джина и коньяка заставила ее щеки разрумяниться и слегка смягчила несколько диктаторские манеры. Пожалуй, сейчас она впервые увидела во мне человека, а не просто нерадивого работника, который не справился с поручением.
– Не хотите снять куртку? – спросила она.
– Да нет, мне пора…
– Ну ладно… Хотите еще этой чертовой газировки?
– Да, пожалуйста.
Она налила мне еще, принесла стакан, снова села.
– Вы что, никогда не пьете?
– Редко.
– Вы что, алкоголик? – сочувственно спросила она.
Я подумал: странно, что она задает такие интимные вопросы. Но улыбнулся и ответил:
– Нет.
Она вскинула брови.
– Почти все непьющие, кого я знаю, – бывшие алкоголики.
– Я ими восхищаюсь, – ответил я. – Но я не алкоголик. Я с шести лет пристрастился к кока-коле и так и не вырос.