– У кого-нибудь есть вопросы?
Кто-то позади Дмитрия поднял руку. Лангемарк перевел туда взгляд и отчего-то улыбнулся. Белкин обернулся и увидел, что руку подняла та самая девушка с выгоревшими волосами.
– Вы говорили об отмене самурайства. Это значит, что теперь их нет?
– Совершенно верно. В конце прошлого века император отменил самурайство, как социальный класс. Однако невозможно ведь сказать целой социальной прослойке, что ее больше не существует – бывшие самураи стали государственными служащими. Армейскими офицерами, чиновниками, полицейскими. Многие из них передали свои традиции своим потомкам.
Новый вопрос был от низенького человека, начинавшего лекцию:
– Верно ли будет считать всех бывших самураев ронинами, Георгий Генрихович?
– Нет, Федор Ипполитович, дело в том, что, как я уже сказал, подавляющее большинство самураев стало частью государственного механизма новой Японии, таким образом, правильно было бы считать их не ронинами, а самураями непосредственно на службе у императора.
Низенький человек кивнул, а очередной вопрос вновь последовал от девушки с выгоревшими волосами:
– А как вам кажется, уничтожение императором старой военщины в лице самураев могло быть одним из способов сдерживания империализмом воли японских рабочих масс к свободе?
Белкину показалось, что Георгий сейчас рассмеется, но Лангемарк быстро справился с собой:
– Простите, что отвечаю вопросом на вопрос, но каким же образом это могло помочь императору в подавлении народной воли?
– Ну… крестьяне и рабочие веками были угнетены этими воинами, которые не выполняют никакой работы, лишь пользуясь трудами других. Император отменил их и таким образом сделал вид, что пролетарии теперь свободны.
– Простите, как вас зовут?
– Вольнова Александра. Учащаяся историко-философского отделения МГУ.
– Даже так? А по отчеству?
– А зачем вам?
Георгий вновь отчего-то улыбнулся, а затем ответил:
– Товарищ Вольнова, я понимаю ваше желание провести прямую связь между положением дел в нашей стране и в Японии, но боюсь, что это будет труднее, чем вам кажется. Начать стоит с того, что почти до самого конца прошлого века в Японии фактически не было тяжелой промышленности, так что не было и фабричных рабочих. Сам рабочий класс там был представлен почти исключительно крестьянством. Городских ремесленников правильнее было бы относить к буржуазии. По крайней мере, то, что у нас называют «буржуазным мышлением», им весьма свойственно до сих пор. Что касается угнетения крестьянства самураями – да, оно действительно имело место быть. Именно поэтому упразднение самурайского сословия, а также уничтожение всех феодальных владений императором Мэйдзи нашло огромную поддержку в широких слоях населения. Иными словами, император не подавлял народную волю, а наоборот, удовлетворил ее.
Александра Вольнова торопливо записала что-то и вновь задала вопрос, уже даже не поднимая руку:
– То есть, вы считаете, что император сам начал переход японского общества от феодализма к капитализму? Но зачем ему это потребовалось?
– Для концентрации власти в своих руках, разумеется! Император уничтожил старые дворянские титулы и привилегии, уничтожил феодальную систему, уничтожил ее опору в виде самурайского сословия. Теперь Япония единая страна с развитыми органами местной власти, полностью подчиненная воле императора, поддерживаемого, в том числе, и бывшими самураями.
– А вы говорите, что он не подавлял народную волю – да ведь все его действия направлены на создание жадной капиталистической системы, а не нормального общества!
– Ну, с тем, что реформы Мэйдзи были направлены на создание капиталистического общества я и не спорил. А по поводу подавления народной воли хочется отметить, что к моменту воцарения Мэйдзи Япония была отсталой аграрной страной, почти полностью отрезанной от международного общения. Теперь это развитая промышленно и технологически страна. За прошедшие шестьдесят лет уровень жизни населения вырос на порядки. Были созданы десятки… да даже не десятки – сотни тысяч рабочих мест. Развитие здравоохранения и образования позволило повысить продолжительность и качество жизни. Разве это не есть удовлетворение народной воли?
– Вы как будто защищаете японский империализм!
Как ни странно, этот возглас раздался не от девушки, а от одного из молодых людей, сидевших на заднем ряду.
– Позвольте, я просто отвечал на вопрос товарища Вольновой и констатировал факты. Я вовсе не утверждаю, что японский империализм – это положительное явление. В конце концов, именно из-за успешных реформ Мэйдзи Япония превратилась в угрозу России, а теперь является угрозой Советскому Союзу.