— И чем он заканчивается?
— Ничем, я просыпаюсь. Хотя нет. Знаешь, последний раз, когда я видела его, то не проснулась так быстро, и меня развязали. Это был ты.
Костя погладил ее руки.
— Да… Я не знал, что все так запутано…
— Я ведь говорю! — воспрянула Аня. — У меня есть уверенность, что никакая я не Зайцева Анна Сергеевна. Но кто я?
— Послушай, а давай попробуем порыть по своим каналам? У Толи отец дослужился до полковника МВД. Хоть он и ушел на пенсию, а связи наверняка остались…
— Нет-нет-нет! Исключено! Костя, я очень не хочу посвящать в это кого-то еще, кроме тебя. Ты не представляешь, как страшно в психушке!
— Догадываюсь… Ну тогда…
Тут она услышала знакомый сигнал. В ее пальто на вешалке в прихожей играл мобильник. Бросив взгляд на подсвеченный дисплей, Аня увидела, что это Нагафенов.
— Новые подробности у нас! — бодро сообщил он. — С вас что-нибудь грандиозное в подарок за хорошие новости! Только что узнал! Ваш Гамадрилов помер не от яда рыбы!
— А из-за чего? — тихо спросила она.
— Удар его хватил, вот из-за чего! Солнце, воздух, вода и алкоголь — лучшие друзья инфаркта. Как говорится, чем больше самоубийц, тем их меньше!
— Перестаньте кощунствовать! — попросила Аня. — Человек ведь был…
— Да ладно вам! Короче говоря, приплохело ему еще до того, как вас сшибла та рыбина. Каирские патологоанатомы уверенно написали: инфаркт. Мой юрист с их главным побеседовал, тот и сказал, дескать, кровопускание ему даже облегчило участь, не то бы он прямо на дне ласты и склеил. Яд, конечно, тоже здоровее его не сделал, но укол был всего один, у плеча. Остальные шипы вошли в акваланг.
— Было ведь несколько отверстий, я видела!
— А это были шипы морских ежей. Они хоть и болезненные, но безвредные. Во всяком случае, вашей даже косвенной вины здесь нет. Дело обязательно закроют! Завтра я приеду на слушание и дам показания. Мой администратор уже сообщил мне про повестку…
— Спасибо вам за беспокойство, Василий!
— Да что вы, ноу проблем, как говорят америкосы! Ну что, вы наконец убедились, что люди — сволочи?
— Нет, вы же хороший, — сквозь слезы улыбнулась Аня.
Голос Нагафенова стал довольным, как мурлыкание наевшегося сметаны кота:
— То я! Ну все, Анечка, до встречи!
Костя тактично ждал ее в кухне. Аня ополоснула в ванной заплаканное лицо и вышла к нему.
— У Гаврилова был инфаркт, — сказала она, садясь на прежнее место. — И Василий завтра даст показания в суде в мою пользу. Но как бы там ни было, главного это не меняет: почему все окружающие мне лгут?
— А паспорт? У Ирины был твой паспорт? — спохватился молодой человек.
— Да. С московской пропиской, с моей фотографией, выданный в 2001 году, когда всем меняли паспорта… Я все смотрела.
— Вот черт! А…
— И с моей личной подписью! Зайцева Анна Сергеевна. И иностранный паспорт тоже был…
— Ну что ж такое, никаких зацепок…
Запал Кости сдулся. Он в задумчивости протренькал губами короткий мотивчик, набрал в чайник воды и поставил греться.
— Есть выход. Даже два. Если тебе не привиделись те люди — Дина, которая представилась моей бывшей девушкой, и ее муж… А они не привиделись, иначе откуда у тебя могла оказаться тысяча долларов? Вот! Значит, нам надо проследить за ними. Понаблюдать за соседним подъездом, а потом найти удобный случай вызвать на разговор…
— Я следила за тем подъездом, пока мы не уехали в Эль Гуну… Больше она не появлялась. Да и кто знает, может, она привиделась мне тогда, у подъезда?
— Нет-нет, это исключено! Я тоже видел тогда женщину, подходившую под твое описание. Она тайком входила в подъезд, я еще подумал, чего ради она дурачится?
Аня перевела дух:
— Слава богу! Может быть, не совсем уж я шизофреничка, как меня хотят убедить?
— Между прочим, ты забыла у меня свой рюкзак с амбулаторной картой. Извини, я не удержался и прочел… Имеешь право побить меня за это.
— Не буду я тебя бить. Что скажешь о прочитанном?
— Нет там диагноза «шизофрения»! Подожди!
Костя вышел за дверь и вскоре вернулся из комнаты с ее медкартой в руках:
— Вот, пожалуйста: «Зулаева Айшет, 14 сентября 1982 года рождения, поступила с признаками расстройства сознания 18 октября этого года«…Так… так… так… — он безжалостно пролистал несколько страничек, исписанных невнятным докторским почерком. Повествующем о соматическом состоянии пациентки, а также о ее росте, весе, давлении и температуре. — Ага, вот! «Маниакально-депрессивный психоз, стадия обострения. Рецидивы: последний зафиксирован 20 октября, после чего началось резкое улучшение. Отмечено появление аппетита, нормализация сна и адекватность восприятия окружающих. Суицидальные наклонности не выявлены»…
Аня так и подпрыгнула на стуле:
— Что?
— На, прочти сама!
— Не… выявлены… Но как? Ирина говорит…
— По-моему, твоя Ирина сильно завирает!
— А вот, смотри: «Навязчивая идея о существовании компаньонки по имени Дина, которая меж тем не является частью ее личности или одной из личностей, но роль которой пациентка изредка играет сама при общении с медперсоналом». Разве это не шизофрения?
— Знаешь, Ань, у них там с потолка диагнозы не ставят. Если, конечно, это уважающее себя медучреждение. Иногда, чтобы доказать психическую болезнь, врачам нужно наблюдать больного не один месяц…
— Откуда ты знаешь?
— У меня мама психиатр. В Астрахани, кстати, очень известный и уважаемый.
— Костя… Мне, наверное, уже пора домой. А какой второй выход?
— Съездить в клинику, из которой ты сбежала, и навести справки. Аня!
— Что?
— Останься, пожалуйста!
Она покраснела, и Костя понял ее мысли:
— Нет, ты не то подумала! Ну что ты? Ну, зачем? Просто мне кажется, что я мог бы составить для тебя более уютное общество, чем твоя домработница. А ты — для меня… чем телевизор или комп. Тут ведь целых две комнаты!
— И ты не боишься моего раздвоения личности?
— Веришь — ни капли! Когда я общаюсь с тобой, у меня ощущение, что более нормального человека я в своей жизни еще не встречал.
— Да, да, да! Это обычная маска психопатов, — засмеялась Аня. — Они закрадываются в доверие к жертве, а потом бегают за нею с топориком.
— Мы еще не выяснили, психопат ты или нет, Аня ты или Айшет… Гм! Вот, в довершение всего в рифму заговорил… В общем, топорика у меня нет, а острые предметы я припрячу.
Она подумала о холодной темной улице, о толкотне в электричках, о врунье-Ирине, ждущей ее приезда в огромной, пустой и чужой квартире, которая никогда в жизни не принадлежала Ане. И посмотрела в открытое симпатичное лицо Кости, глаза которого светились надеждой. Он просто очень устал от одиночества и однообразия и не обманывает, признаваясь, что жаждет лишь человеческого общества.
— Я остаюсь, — сказала она, отключая мобильный телефон. — Я остаюсь и завтра же после суда поеду в ту самую лечебницу!
— Мы, — вставил Костя. — Мы поедем в ту самую лечебницу.
Не без удивления смотрел Киря на своего шефа. Пожалуй, за долгие годы службы он не видел Нагафенова таким ни разу. Что-то напевая, тот уселся за компьютер и отстучал несколько писем, громко клацая по клавишам серебряным когтем. Затем он осведомился, что лучше надеть завтра в суд:
— Похоже, процесс крупный, будет телевидение!
Покончив с выбором тряпок, шоумен сварил себе и администратору по чашке кофе и рассказал парочку сальных анекдотов.
— Не хотите ли сыграть в шахматы, Кирилл Николаич? Отличная игра! Не дает мозгу усохнуть!
— Не обучен… — потупился Киря.
— Ну и черт с ними, с шахматами! Ах, какая чудная ночь! Не будь наши широты так омерзительно сыры и холодны, я спал бы сегодня на лоджии!
Нагафенов вскочил и с чувством продекламировал: