— Кто это?! — кричал Айнор, из последних сил отбивая натиск зеленокожих зверолюдей.
— Дуэ нарочно высылает их создавать нам помеху. Это Дуэ, смертный, здесь нет и никогда не было ни логики, ни справедливости, как почти во всем, что создает воспаленный человеческий рассудок! Бейся, смертный!
Первым делом проводник надавал по ушам остроухим лучникам. Физически они были самыми слабыми из всего зверинца, но оттого не менее вредными, чем остальные. Пока Анп загонял их обратно в пропасть под осуждающие вопли зевак: «Свободу зверолюдям! Зверолюди имеют право ходить там, где им хочется, и делать то, что им хочется!» — остроухие огрызались и отстреливались, даже уже ссыпаясь в котлован, на лету.
Упу подмигнул Айнору и мотнул головой в сторону зрителей. Телохранитель отступил, и часть тварей ринулась к зевакам. Пустыня огласилась дикими воплями и просьбами: «Уберите их! Спасите! Во имя Ам-Маа!»
Не отличая защитников от врагов, зверолюди разрывали на части тех, кто пытался отстаивать их права, и со смаком жевали окровавленные куски.
— Давай их назад! — распорядился Упу, а Анп сделал вид, будто не заметил случайного прорыва в обороне. — Музыку! — орал пес, прыгая с одного чудища на другое и откусывая им головы. — Музыку, и как можно торжественнее!
Проводник тоже сносил одну клыкастую башку за другой и деловито нанизывал на свое копье.
Неведомо откуда — может быть, из тех же мест, которые покинули зеваки ради зрелища — полилась героическая музыка, благородно оттеняя лязг металла и рев умирающих зверолюдей.
Но и напоследок те не сдавались. Вожак зеленых тварей, без имени и отличий, остался против Айнора один на один. Удача попеременно была на стороне то одного, то другого. Упу и Анп загнали остальных обратно в пропасть, но не успели к телохранителю: тварь с мощными ручищами ниже колен, бешено разя секирой, всадила лезвие ему в грудь и издохла с головой, вмятой между плеч тяжелым кулаком Анпа, и нанизанная на Айноров меч.
Боль еще не пришла. Лишь одежда стала мокрой от горячей крови. Айнор почуял, что стоит на коленях в песке и видит себя словно бы со стороны.
— У-у-у! А не рано ли тебе, смертный? — усмехнулся Анп, вернувшись в прежний облик и торопясь к Айнору. — Ты потерпи, здесь помирать — себе дороже!
— Да, помирать здесь не стоит! — согласился Упу.
Проводник охватил Айнора за плечи. Тот уже уходил.
— Эх, Шесса! А ведь это были еще даже не дикари Рэанаты! Какие хрупкие эти живые!
Упу подтащил к ним завязанный кожаный мешок с жидкостью, которой Анп недавно воскресил Айнора и его коня.
— Этим делу не поможешь! Он уже в Зале Истины.
— Жаль. Доблестный был воин… — с печалью сказал пес.
— За мной!
Здесь уже был слышен гул Ам-Маа и шум прибоя огненного океана, отделявшего Распростертую от Обелиска.
Громадная пещера, в середине которой аспидной чернотой поблескивало маленькое озерцо, что скопилось в выбоине за многие тысячелетия, пребывала в извечном трауре. Стоны множества голосов невидимых оку обитателей умоляли о помиловании, но не было им ни прощения, ни отдыха.
На каменном возвышении, похожем на стол, лежал в рыхлой соляной насыпи обнаженный труп мужчины. Над ним склонялся человек в маске волка и приговаривал:
— Лишился ты пут и отныне свободен!
Легко взмахнув изогнутым ножом, он вскрыл брюшину мертвеца от паха до мечевидного отростка.
— Уйдет то, что должно было умереть! — переминаясь с лапы на лапу, вторил большой поджарый пес.
Анп сунул пальцы с длинными и острыми когтями между ребер того, что когда-то было Айнором, и резким движением разъял грудную клетку мертвого.
— Я сохраню внутренности твои в священных канопах, — сказал он, выдергивая один за другим органы умершего. — И, когда придет время, ты обретешь их в новой жизни!
Упу запечатывал сосуды крышками в виде звериных голов.
— Я очищаю твои мысли и память твою, дабы вернулось к тебе осознание безвинности в будущей жизни!
Проводник протолкнул в носовые ходы умершего две трубки, с силой прокрутил их уже внутри черепа и, перевернув труп лицом вниз над чашей, оставил так, чтобы мозг вытек из черепа и не послужил причиной гниения.
— Времени мало, — сказал Анп. — Нам ведь нужно поспеть с тобой к тому делу…
Упу кивнул и облизнулся, поглядывая на бутылку с бальзамирующим составом, возле которой громоздились рулоны аккуратно свернутых бинтов.
— Моя любимая часть! — означил он.
— Ты не как все нормальные собаки, это я знаю. Нормальные собаки от такой вони бегут без оглядки!
— Да, я такой! — гордо ответил пес. — Бальзам — это утеха моей души!
— А теперь — главное: сердце, хранилище души! — и когтистая лапа выхватила из раскрытой груди еще теплое сердце, после чего швырнула его на призрачные весы в центре водоема. — Кем был ты, смертный? Кем будешь ты? Рассуди, Ам-Маа Распростертая!
Под сводами пещеры тоскливо крикнул сокол, и на противоположную чашу весов, покачиваясь в воздухе, легло перо. Упу привстал и напрягся. Ждал и Анп.
Медленно, но верно чаша с пером опустилась в воду. Челюсти голодного чудовища громко щелкнули впустую, поверхность замутилась и вновь стала зеркальной.
— Он чист!
«Он чист! Он чист!» — повторило эхо или голоса невидимых страдальцев.
— Я сохраню твою душу в теле того, кто любил тебя и был тебе предан! — кричал Анп, и когти исчезли, и остались обычные человеческие руки, и в них, живое и светящееся, билось сердце доблестного воина.
Упу ввел в Зал Истины белоснежного коня. Анп одним движением разверз грудь Эфэ, а затем вложил туда сердце Айнора.
Тело погибшего словно высохло. Анп смахнул наземь соль, впитавшую всю влагу мертвой плоти, зашил разрез, обмотал труп бинтами, пропитанными бальзамом, подтянул ими безвольную челюсть, прорезал дыры перед ртом и перед глазами, надел на него доспехи, а в руки вложил копье и секиру.
— Теперь встань и выполни свое предназначение, безымянный паладин! Встань и да не остановит тебя никакая преграда! Встань и послужи тем, кто отправил тебя в путь!
Мертвец зашевелился и глухо заурчал сквозь бинты.
— Тебе не привыкать носить маску! — ответил ему Анп. — Вставай, паладин, время не ждет!
Тот, кто когда-то был Айнором, неуклюже сполз с окровавленного стола и распрямился перед созданием со звериной мордой.
— Пройди по огню, и да будет к тебе милостива Ам-Маа Распростертая, судия без личности, а оттого справедливая и всесущая!
И Анп, толкнув мумию в озеро, прыгнул вслед за нею…
…Перед ними шумела пропасть, полная живого огня, и от ног мертвого Айнора к спиральному столбу на другом берегу протянулся солнечный луч. Пылинки плясали в нем, как в любом бесплотном солнечном луче, но стоило мертвецу ступить на него, он стал незыблемым мостом.
— Уходи с солнцем, а возвращайся по радуге, бессмертный! — напутствовал Анп, щуря с непривычки желтые волчьи глаза и отступая в пещеру.
Айнора обуревало одно лишь чувство, и этим чувством была ярость. Оно вело его через миры в спиралях Ам-Маа, не давая задержаться или сбиться с пути. Оно было напоминанием о том, что нужно сделать в стране кровожадных дикарей Рэанаты. Ни мгновения не помнил Айнор из того, что с ним было до слов волкоглавого бога «встань и выполни свое предназначение». Только эти слова и беспредельная ярость пленяли его в этом мире, не давая успокоиться или свернуть с пути.
Держа в одной руке копье, унизанное черепами зверолюдей, а в другой — секиру, недавно убившую его самого, Айнор вышиб ворота Обелиска и оказался на полусломанном подъемном мосту. Окровавленный красный плащ взметнуло порывом ветра, и бывший телохранитель, подняв забинтованное лицо к полыхающим небесам, истошно зарычал.
Джунгли встрепенулись стаями напуганных птиц.