— Да, я знаю, — опередив Костю, сказала Аня. — Иду.
С Сущевского вала они свернули на Шереметьевскую, затем направо. Водитель тихо костерил туман и «баб за рулем», но «Мерседес» из вида не упускал.
Проехав по Аргуновской, Дина повернула на Академика Королева, с нее, налево, на Дубовую рощу.
Смутно, в беломолочном киселе неба угадывался тонкий высокий силуэт Останкинской телебашни. Ясными погожими днями в это время суток тень ее падала в Останкинский пруд и тянулась на другой берег, но сейчас и саму башню различить было трудно, а верхушка со шпилем и подавно затонула среди седых волн небесного океана.
Еще раз повернув — уже направо — «Мерседес» поехал по Новомосковской улице.
— Куда ее черт несет? — недоумевал таксист. — Кружим, кружим. Ах ты ж! куда это она?!
Костя обернулся к Ане.
— Это дорога к кладбищу, — объяснил он. — Очень подходящее время…
Аня посмотрела на часы. Было двадцать минут шестого, и уже смеркалось.
Но до кладбища «Мерседес» не доехал. Дина остановила автомобиль возле современной трехэтажной постройки, отделанной бежевым сайдингом. Неподалеку целилась в небо огромная тарелка спутниковой антенны. Над зеркалом такси оживленно замигал красный огонек и где-то на панели яростно запищал противный, резкий сигнал.
— Что это такое? — вздрогнув, спросила Аня.
— Да антирадар! — буркнул шофер и отключил систему. — Вот так излучение! А потом удивляются, что у них дети дураками растут. Тут, вон, у техники мозги кипят!..
Дина припарковалась среди множества машин и автобусов на стоянке.
Прапрадед Ариадны Сергеевны Миносяевой был, по ее утверждению, комиссаром Красной Армии. Во время гражданской войны он лично перестрелял немало «буржуйского отродья», стремящегося задушить революционную правду. Он был преданным слугой генсека и с воодушевлением принимал участие в великой охоте на ведьм, объявленной в тридцать седьмом и других годах. Когда в четыре часа утра за ним пришли его же сослуживцы, он сказал домашним, что это какая-то скверная шутка или ошибка. Больше о нем не слышал никто из родных, близких или знакомых, а через полгода началась война с Германией, и о красном комиссаре благополучно забыли.
Настоящая фамилия — Минусявкина — Ариадне Сергеевне была противна. Ну что такое, в самом деле: праправнучка красного комиссара — и какая-то «сявка». Да еще и с минусом. Нет, минусы она тоже не любила.
Если многие незадачливые сверстницы госпожи Миносяевой в тайных своих мечтах воображали себя эльфийскими королевами, по которым вздыхают целые сонмы принцев на белых конях, ну или — на худой конец — вдовами Грицацуевыми, которым все-таки удалось вскружить голову О.Бендеру, то сама она грезила о власти над людскими душами не только в этой, но и в посмертной жизни. Поэтому Ариадна Сергеевна выкрутилась из положения с грацией танцовщицы петербургского балета: во время всеобщего обмена паспортов она подсуетилась, и несколько неугодных букв ей заменили, обеспечив фамилии приятную слуху благозвучность и сакральный смысл.[14]
Была у госпожи Миносяевой большая страсть. Она специально переехала из Питера в Москву, чтобы иметь возможность эту страсть удовлетворять.
Проклятые буржуйские телепередачи все сильнее овладевали сознанием россиян! Людей нужно было спасать от них самих — тут в Ариадне Сергеевне поднимал голову прапрадедушка, красный комиссар и охотник на ведьм. Предпочитая знать врага в лицо, Миносяева не пропускала ни одного снимаемого в столице телешоу. Неизменно пробиваясь на места для клаки, Ариадна присаживалась среди прочих тусовщиков, где ее уже узнавали и приветствовали как свою, понимая, что времена тяжелые и никакой из видов заработка нынче не считается зазорным. Однако Миносяева старалась абсолютно бескорыстно. Она строчила что-то в своем блокнотике на протяжении всей съемки, затем, закончив обход, возвращалась в свою одинокую квартиру и, впившись в клавиатуру, строчила разоблачительные рассказы-агитки, стихотворения о правде и максимализме правдолюбов, о падении нравов и прочем. Снискавшая некоторую, весьма сомнительную популярность на паре-тройке графоманских форумов, Ариадна Сергеевна свято верила, что таким образом она дарит слепым людям нить надежды на выход из лабиринта косности. Слепые люди отчего-то упирались и убегали подальше, но складывать оружие и снимать сверкающие доспехи Миносяева не собиралась.
Каждый раз она садилась за компьютер со словами «Ну, вы у меня попляшете!», за которым в следующие несколько часов, мечтая о тридцать седьмом годе и сто первом километре, обличала проклятых минотавров, сбивающих спасаемых людей с истинного пути.
Особым вниманием Ариадны Сергеевны пользовалось телешоу «Мегаприкол» (не то из-за особой циничности розыгрышей, не то потому, что госпоже Миносяевой втайне нравился его ведущий — все это неважно, поскольку так или иначе ни один из съемочных дней пропущен ею не был).
Раздосадованная столпотворением у входа в телестудию 66 канала, Ариадна бросилась к служебному входу и потребовала провести ее в зрительный зал как журналистку, ибо она имеет право увидеть воочию это сущее безобразие.
— Ну что же вы так кричите? — мягко спросил немолодой человек — а это был Кирилл Николаевич, администратор Нагафенова — и вкрадчиво взял ее под ручку. — А вот я вас проведу и усажу, не бес… бес… — он чихнул. — Простите! Ах! Не беспокойтесь, хотел я сказать. Сегодня особенный выпуск, такого в «Мегаприколе» еще не было, и журналисты нам нужны. Для вас, как постоянной посетительницы — почетное место! Здравствуй, Марина!
— Привет, Киря! — бросила на ходу, обгоняя их с Миносяевой, девица во всем черном и с длинными, черными же штыками ногтей.
— Актриса наша, — представил Кирилл Николаевич Ариадне спину убегающей сотрудницы.
— А что такого особенного будет сегодня? — заинтересованно уточнила Миносяева, сразу же забыв о черной Марине.
— Секундочку!
Они остановились у окна с видом на кладбище и на Останкинскую башню — в лучшее время то и другое просматривалось отсюда великолепно, однако сейчас местность скрывали безжалостные сумерки и туман. Киря тронул гарнитуру и переговорил с кем-то через малюсенький микрофончик.
Ариадна Сергеевна с любопытством наблюдала за мельтешащими на лестнице и в коридорах рабочими, уже предвкушая строчки обличительной статьи о рабской сущности профессии телевизионщика.
— Пройдемте, пройдемте! — снова замурлыкал администратор, принимаясь за гостью. — Вам лучшее место и приз зрительских симпатий! Мы давно вас приметили!
Миносяева засмущалась:
— Что, и даже…
— И даже, госпожа Миносяева! И даже! Он, конечно, развращен западной буржуазной моделью… э-э-э… как там?.. но ради вас отдал бы свою последнюю почку!
— Последнюю? — тупо переспросила Ариадна Сергеевна.
— Ну да! Предпоследнюю он уже отдал голодающей девочке Эфиопии. Да что это я за него? Он сам подойдет к вам сегодня после сеан… в смысле, после съемок. Познакомиться.
— Надеюсь, он на меня не в обиде?
— Нет, ну что вы? Василий Александрович не в обиде на девяносто пять процентов населения земного шара!
И он легонько втолкнул ее в студию, где уже рассаживалась по местам счастливая публика.
Между рядами бегали мелкие служащие компании, раздавая всевозможные флажки, плакатики и разучивая с клакой будущие действия — когда смеяться, когда аплодировать и в случае чего издавать негодующее мычание.
У сцены выставляли свет, операторы приноравливались своими телекамерами к залу. Несколько раз из-за кулис выбегала уже знакомая Миносяевой девица в черном и делала загадочные пассы руками. В ответ кто-нибудь из служащих исчезал вслед за нею в неизвестном направлении.
Ариадна Сергеевна облегченно вздохнула и стала ждать обещанного безобразия и последующую встречу с Нагафеновым.
14
По легенде, после смерти царь Минос(см. миф о Минотавре) был определен в Аид судить души умерших