Под тяжестью стонут ступени и опасно прогибаются под Арленом. Оставшийся путь наверх он пробегает, перескакивая через две-три ступени. Попав балкон, крепко ухватывается за перила.
– Эй! – кричит он в океан.
Ему отвечает шепот волн. Грохот, точнее.
И в этом шуме Арлен вспоминает: ори он хоть в три глотки, они никогда не услышат. Не человеческую речь. Они слышат только кровь. Все они.
Макензи Кирван
Макензи рисует тонкими линиями каждый всплеск волн. Пока в них не появляется все тот же образ – он пугает ее, такое не снится в кошмарах, такого не происходит в реальном мире вообще. Это прекрасно и ужасно одновременно. Она откидывает листы один за другим, вдавливает стержень карандаша в чистый лист бумаги на полу, пока тот не ломается. Макензи встает и открывает окно, впуская ледяной воздух в комнату. Врывается буря, но девушка со злостью швыряет рисунки в окно и даже не смотрит, как они сначала плавно, а потом, намокая, тяжелеют и касаются земли уже серой массой.
Небо взрывается грохотом, и Макензи поспешно хлопает окном, закрывая его на защелку и задвигая плотные шторы.
Пытаясь успокоиться, Макензи плещет холодной водой себе на лицо. В зеркале над раковиной на нее смотрит собственное отражение, удивляясь выражению безмятежности. Внутри разрывается очередная ядерная бомба, а снаружи – ни дуновения. Почему она раньше не осознавала, как ей дорог Джокер? Что она раньше без него делала? Что он без нее делал на материке? А вдруг там у него другая жизнь… Нет. Он бы сказал Макензи все. Как она может так думать о нем, когда он лежит без сознания и ничто не может ему помочь. Когда он зовет ее. Звал ее. Кричал ее имя, словно последний глоток воздуха принадлежал ей.
Макензи почти почувствовала, как ей начало недоставать воздуха, налила в стакан воды и опрокинула в себя. Просто показалось, она всегда была очень впечатлительной.
Но голова немного кружилась.
Арлен О'Келли
Сейчас шторм не сильный; наконец Арлен может уделить время любимому занятию. Настоящему занятию. Больше ничто в его жизни не имеет значения. Он открывает мятую тетрадь, вынимает из нее заложенную туда ручку и старательно выводит то, что умеет.
Ему очень нравится то, что получается. Замки и подземелья выстраиваются из черных завитушек, вырастают фигурки людей, танцующих над обрывом, слышится плеск диалогов. Ручка – единственная кисть, принадлежащая ему; слова – единственные краски, доступные ему.
Арлен пишет только то, что знает, ничего больше. Тихие рассказы у камина когда-то были знакомы и ему. Нечастыми вечерами мать Арлена сначала заходилась в безмолвной истерике, а потом усаживала светловолосого маленького мальчика, единственного, кого она должна защитить, на подушку у камина, приглушала плеск волн закрытым окном и рассказывала ему истории. В те вечера он сидел, кутаясь в теплый протертый плед, и дрожал от страха. Истории о демонах, выходящих ночью из воды, чтобы полакомиться человеческой плотью. Мама говорила, что рано утром рыбаки подбирают ошметки плоти на скалах. Истории о прекрасных девах, покоряющих волны. Они не выходят на берег, они едины с водой, но их голос дорого стоит человеческому слуху. Истории о морских повелителях, которые топят соседние острова, все ближе подбираясь к ним.
Засыпая в кровати, боясь высунуть ногу из-под одеяла, маленький Арлен думал, что слышит голоса, тонкие, как леска рыбака. Наутро он думал, что это был сон. А сейчас он вырос.
Макензи Кирван
Утро было ясным. Туман покрывал весь остров, приглушая любые цвета, но Макензи проснулась от света, а не от раскатов грома. Настроение было лучше, чем вчера, когда она опять подходила к школе первой. Но вот навстречу ей вышел Арлен, идя со стороны маяка, который и отсюда было видно.
Макензи достала тетрадь и карандаш.
«Привет!»
И передала Арлену.
«Привет».
«Как дела? Ты сегодня какой-то не такой».
Арлен по привычке закусил кончик резинки на карандаше. И внимательно посмотрел ей в глаза, будто ища ответа. Его светлые волосы рассыпались по лбу, ветер швырял порывы в его спину.
«Все нормально. Ты как?»
«Плохо…»
– Опять вы двое? – прервал их мистер Стюарт.
Макензи показалось, что она заметила в глазах Арлена беспокойство. И он вздрогнул, когда появился директор. Разве он не слышал, как подъехала его машина, рыча словно трактор?
Без слов Арлен проводил Макензи к ее классу, подождал, пока она сядет за парту, подошел и взял за плечи. Заглянув ей в глаза еще раз, он выдохнул, словно это были последние слова, которые он имел: