— Не обязательно обживать сразу все комнаты.
— Я чувствую, что здесь меня в любой момент может накрыть приступ агарофобии, — говорит она тоном, не предполагающим даже черный юмор. — Как рыба, которую выбросило на берег.
— Разве не в океан? — развиваю ее корявую параллель.
Валерия неуверенно качает головой.
— Мне не хватает вкуса моря, — добавляет уже шепотом. — Не хватает крика чаек. Соли на губах. Я как будто в каменном мешке. Господи.
В каком-то детском отчаянии, упирается лбом в оконное стекло, и стоит так абсолютно неподвижно, лишь изредка подавая признаки жизни едва заметно подымающимися и опадающими плечами.
С каждым новым километром, что мы удалялись от города, где прошла и «угасла» ее прошлая жизнь, Валерия превращалась в краба-отшельника, который из последних сил пытается сохранить целым свою надежную раковину. Но она все равно разваливается кусок за куском, обнажая мягкое, беззащитное тело.
Я же наоборот — вернулся в родную стихию милого моему сердцу безжалостного мегаполиса. Некоторые закоулки большого и всеядного организма нашей столицы, я тщательно находил и исследовал еще в те времена, когда питался тем, что удавалось стащить с летних веранд закусочных и маленьких ресторанов. На это было всего секунд тридцать — маленькое «окно» между тем, когда клиенты, не доев добрую половину заказа, вставали из-за стола и официантами, которые тут же бросались наводить порядок. Обычно, нас сразу гнали ссаными тряпками, пару раз даже вызвали полицию, как будто мы украли не объедки, а царский хамон из-под носа шеф-повара. Но еще была Настя — милая веснушчатая девчонка, которая украдкой собирала для нас то, что еще можно было есть, подсовывала что-то с кухни и даже клала в пакет салфетки и одноразовую посуду. Потом, когда я встал на ноги и превратился в Дмитрия Викторовича, солидного бизнесмена и важную персону, я землю рыл, чтобы отыскать Настю и сделать для нее какое-то персональное чудо, но оказалось, что добрая веснушчатая девчонка связалась с «кислотником» и очень быстро «сгорела». Настю я отыскал на кладбище, где она спала вечным сном в запущенной и никому не нужной могиле.
— Я… буду жить здесь одна? — наконец, спрашивает Валерия, хотя именно этот вопрос я ожидал услышать первым.
— Если ты имеешь ввиду, планирую ли я занять соседнюю комнату, то нет.
Она никак не меняется в лице, как будто такая мысль не приходила ей в голову.
— А если переживаешь, что подселю к тебе еще десяток таких же обездоленных, то… тоже нет. — Я нарочно беру короткую паузу, чтобы убедиться, что Валерия с облегчением выдыхает. — Не переживай, русалка, обычно я не занимаюсь тем, что вытаскиваю из беды несчастных заплаканных девочек, ты у меня — единственная.
Она морщит нос, и я прекрасно понимаю, что причина в моей внезапно прорезавшейся злой иронии. Все дело в этом месте, в столице, в атмосфере, пропитанной дорогим парфюмом, похотью и выхлопными газами из тачек за миллион баксов. Я варился в котле с убийственной смесью богемной жизни и гремучего голодного детства. Я намертво связан с этими небоскребами и ночными клубами, и чувствую себя не в своей тарелке, когда приходится надолго расставаться. И это, пожалуй, моя единственная человеческая слабость.
— Тебе будет хорошо здесь, — выношу вердикт. Всем будет лучше, если Валерия избавится от иллюзий о маленькой квартирке где-то на отшибе цивилизации. — Располагайся. У тебя есть пара дней, чтобы выбрать мебель, декор, посуду… остальное, что нужно для комфортной жизни.
Я разворачиваюсь к двери, но медлю, потому что не знаю, куда положить ключи — здесь в буквальном смысле абсолютно ничего нет, даже колченогого табурета. Оставляю их на одной единственной коробке у двери — той, которую Валерия притащила с собой, и она, как бы не смешно это звучало, наполовину забита книгами. Эта девчонка действительно много читает, причем читает всякое и разное, даже те книги, которые повергают меня в уныние одним только названием.
— А что потом? — спрашивает Валерия, когда я почти стою в дверях. — Когда я закажу мебель, тарелки и туалетную бумагу?
— Начнется работа. Много работы. Как обживешься — жду от тебя приглашения на ужин.
Несмотря на то, что мне до смерти хочется отправиться прямиком в свою квартиру, сначала нужно в офис. Моя несгибаемая маленькая Гулька уже трижды звонила и настойчиво напоминала, что в приемной меня ждут представители «ИТ-соло», которым я сам назначил встречу, и последний раз ее тон был таким, что я буквально почувствовал, как эта маленькая зараза держит на прицеле мои яйца. Сам я опоздания терпеть не могу, но случается разные форс-мажоры. А с ребятами из «Соло» у нас отдельный разговор и персональные условия. Они будут меня ждать даже если придется торчать в приемной до полуночи, потому что я выкупил их долги, отправил парней из финансового отдела, чтобы помогли им заново и на этот раз правильно завести бухгалтерию и много чего еще. Фактически, я возродил их конторку, потому что увидел потенциал.
Что-то в последнее время во мне слишком много робингудовщины.
Надо бы завязывать с благотворительностью и больше не вытаскивать из речки тонущих котят. Свой подарок от Санта Клауса я и так заработал.
— Дмитрий Викторович. — Гулька срывается с места и безапеляционно сует мне в руки папку с логотипом «ИТ-Соло», пока сами парни, в количестве трех штук, благоговейно таращат на меня глаза.
Впрочем, двое из святой троицы явно старше меня, а последний, хоть и выглядит шнурком, определенно не вчерашний студент.
Они послушно семенят за мной в кабинет, усаживаются на стулья и без отмашки начинают рассказывать, что пожаловали не с пустыми руками. Я пока слушаю в пол уха, разглядывая представленные в папке слайды с совершенно непонятными мне полями и символами.
— Ребята, давайте так, — грубо перебиваю их, и троица моментально замолкает. — Я умею и знаю как зарабатывать деньги. Понимаю, откуда вовремя забрать и куда самое время вложить. У меня нюх на то, где может водиться жирная рыба. И я могу запросто поймать тунца даже в грязной дождевой луже. Чувствовать и умножать деньги — вот мой конек, а не вот эти пляшущие человечки.
Тыкаю пальцем на один из слайдов, и без интереса бросаю папку на стол.
— Я помог вам, потому что вы, в свою очередь, помогли моим айтишникам исправить и наладить наш внутренний софт, и это сильно облегчило работу моим сотрудникам. А так как у меня нюх на золотые жилы, я готов рассмотреть возможность нашего дальнейшего сотрудничества с моим финансированием. Но я ни черта не понимаю в программировании. Поэтому, если у вас есть стоящие проекты, которое существуют хотя бы в какой-то физической плоскости, а не только на скриншотах экранов ваших ноутбуков — я слушаю.
Домой я попадаю только к десяти вечера, потому что «святая троица» чудесным увлекает мое внимание. Ребята действительно умудрились прийти не с пустыми руками, и пара их идей настолько меня впечатлили, что я решил познакомиться с ними поближе и назначил парням еще одну встречу, но на этот раз с моим финансовым отделом и аналитиками. Если во всем их прекрасном и интересном будет еще и хотя бы какая-то материальная выгода — пожалуй, я буду готов в это вложиться.
Я успеваю только снять рубашку, когда мой домофон сигнализирует о позднем визитере. Я только утром вернулся в столицу, ни с кем не входил на связь, не контактировал со знакомыми и даже не заехал за сочным кусок мяса в свой любимый гриль-бар. Так что ответ, кого это нелегкая принесла на ночь глядя, напрашивается сам собой.
— Никого нет дома, — говорю в динамик, разглядывая неуверенно стоящее на ногах женское тело с копной волнистых темных волос.
— А ты кто? — заплетающимся языком спрашивает она и снова до отказа жмет кнопку вызова.
В тот день, когда Алина протрезвеет, я, пожалуй, возьму какую-нибудь жесткую аскезу. Например, на месяц откажусь от мяса и кофе. Мясо я очень люблю и не представляю без хорошего ти-бона ни дня своей скучной жизни, но еще больше я знаю Алину и что она никогда не умела вовремя останавливаться.
— Говорящий сверчок, — вспоминаю старую сказку, задаваясь мысленным вопросом, зачем вообще с ней разговариваю, если в наш прошлый «контакт» все едва не кончилось рукоприкладством.