— Я все сделаю за… десять дней, — торжественно обещаю я.
— Очень на это рассчитываю. Скоро Новый год — Регинка мне плешь проела, что хочет увидеть елку в Нью-Йорке и шопинг.
— В ее возрасте это нормально, — говорю то, что он хочет услышать, потому что Завольский относится к тому типу мужчин, который охотно поливает дерьмом всех своих бывших, но любой кривой взгляд на нынешнюю бабу посчитает за личное оскорбление.
На самом деле Регина — очередная погремушка, красивая кукольная голова с глазами на ниточке в абсолютно пустом черепе, но Завольскому большего и не нужно. Как, впрочем, многим мужчинам его возраста и достатка, когда они переступают черту возраста «бес в ребро». Но мне это даже на руку — еще не хватало, чтобы кроме хитрой мамаши Андрея под руку лезла подозрительная моська. Будь у Регины хотя бы капля мозга, она бы интересовалась делами мужа и обеспечила бы себя хоть какой-то страховкой на случай, если что-то пойдет не так. Но они все они, как бабочки-капустницы, живут только сегодняшним днем и ради ежедневных богатых фоточек в инстаграм.
— Извините, что не задержусь на ужин, — встаю и придаю голосу нотки искреннего сожаления. — У меня встреча с декораторами и нужно убедиться, что на этот раз ничего не напутают с цветами — не переживу, если Андрей будет надевать кольцо мне на палец в арке из жутких розочек.
Завольский, уже запихнувший в рот огромный кусок мяса, машет вилкой, мол, катись на все четыре стороны.
Я бросаю взгляд на часы — семнадцать двадцать, на дорогу мне понадобиться еще примерно полчаса, может, чуть меньше, если получится срезать. Значит, при самом плохом раскладе «секвойе» придется ждать около часа — не так уж много ради озвученной перспективы. В моей жизни были мужчины, которые ждали меня по полдня.
И все-таки, я срезаю и приезжаю по адресу своей съемной квартиры всего лишь с сорокаминутным опозданием. Как бы цинично и самовлюбленно это не звучало, но я стою того, чтобы подождать намного дольше.
Но возле подъезда никого нет. Я замечаю это сразу, как только сворачиваю в свою арку, хотя в глубине души надеюсь, что это один з тех редких случаев, когда меня подводит зрение.
Чтобы попасть в подъезд, нужен либо собственный ключ, либо сердобольная душа, которая впустит. Я снимаю квартиру в хорошем жилом комплексе, чья основная прелесть в том, что он введен в эксплуатацию совсем недавно и здесь почти нет заселенных квартир. Со мной на этаже так уж точно. За те пару месяцев, что я изредка сюда наведывалась, кроме меня видела всего пару живых душ. Хороший плюс, если не хочешь случайно попасться на глаза каким-то общим знакомым. То, что Андрей в курсе моей личной жизни, я даже не сомневаюсь — наши с ним отношения не предполагают вообще никак близости больше положенной на людях, чтобы выглядеть влюбленной парочкой. Все остальное время я предоставлена сама себе, как, собственно, и он. Но если о моих «похождениях» узнает Завольский-старший или кто-то из его круга, или даже секретарша моего Андрюшеньки — приятного будет мало. Я-то выкручусь, на этот случай у меня давно готова пара железобетонных объяснений, но жизнь научила перестраховываться.
Я выхожу из машины, чтобы испытать судьбу и проверить, не попал ли он каким-то волшебным образов внутрь, и мне навстречу, как черт из табакерки, выходит какой-то коротышка с огромным букетом. Я сразу понимаю, что это служба доставки — у этих парней характерный нелепый вид на фоне тех «веников», которые они обычно доставляют. Он присматривается ко мне, как будто оценивает на глаз. И в эту минуту я уже начинаю догадываться что к чему.
«Секвойя» решил меня продинамить, но прислал цветы с извинениями. Прям что-то новенькое.
— Девушка из спортзала? — со странным вздохом интересуется курьер.
— Ага, — я молча и без приглашения сую руку в охапку тугих свежайших роз кроваво-красного цвета, выуживая аккуратно сложенную в конверт записку.
Еще одно удивление — это на стандартная типографская писулька на дурацких рисунках с сердечками, а плотный квадратик грязно-голубого цвета, как из набора бумаг для записей, которые обычно есть на столе в каждом офисе. И написана она от руки, размашистым, но довольно аккуратным почерком.
«MammaRoma», 20.00. Вадим» — читаю про себя и быстро ориентируюсь, что это — довольно известный в городе ресторан итальянской кухни. Была там пару раз и в памяти отложилось, что из всех известных мне мест, где косят под классическую итальянскую кухню, в «MammaRoma» этот закос наиболее удачный. И еще два вывода на тему: букет точно не из дешевых, но и не дурацкая гора цветов, тяжесть которого чревата переломом позвоночника — у «секвой» есть вкус и он как минимум не нищеброд. Опять же, хороший ресторан, если умудриться, то я могла бы заказать там на ценник, который простой работяга или офисный планктон точно не потянет.
— Значит, тебя зовут Вадим, — я как будто пробую его имя на вкус и ловлю себя на мысли, что не представляю его ни Сашей, ни Даниилом, ни любым другим именем из тысяч возможных.
Он Вадим и никак иначе.
— Я? Я Алексей, — подает голос курьер.
По моим припечатывающим взглядом сразу пасует, желает хорошего вечера и, так же неожиданно как появился, исчезает.
Я разглядываю цветы, снова мысленно повторяю имя качка из зала — Вадим. В ноздрях настойчиво всплывает его запах, и это впервые в жизни, когда я жалею, что тепличные розы почти не пахнут, потому что именно сейчас мне нужен хороший «антидот» против этих навязчивых фантомных воспоминаний.
— Вадим, Вадим…
Я раздумываю, что делать с цветами и прихожу к выводу, что выбрасывать букет будет просто ребячеством. Розы не виноваты в том, что один здоровенный мужик не в состоянии понять смысл слов «только секс, никакой романтики и свиданий».
Забрасываю его на заднее сиденье, сажусь за руль и быстро набираю сообщение Данте. В несколько предложений вкладываю суть предложения Завольского и в конце вставляю смайлик довольного чертенка. На удивление, он отвечает почти мгновенно — наверное, снова переехал, и теперь у нас не такая колоссальная разница в часовых поясах.
Данте: Уверена, что это не подстава?
Лори: За дуру меня держишь? Я десять раз все проверю.
Данте:Подстрахуйся обязательно.
Я издаю короткий смешок, и в который раз жалею, что электронные чернила не в состоянии передать эмоции, с которыми написаны. Моя ответная реплика «Так точно, наставник!» наполнена нотками сарказма и легкой обидой на то, что даже спустя столько лет, он по-прежнему считает меня глупой слабачкой. Даже если сейчас я слегка утрирую на фоне случившегося облома.
Данте: Наратов?
Я снова прикрываю глаза, делаю мысленный глубокий вдох и напоминаю себе, что прошлое больше не властно надо мной. В мясорубке жизни перемололось абсолютно все хорошее, что во мне было, а ту наивную девичью любовь я собственноручно пустила под нож, вырвала у нее сердце и совершила над ним ритуал осквернения, чтобы позже удобрить этой плотью свое новое сердце — каменное и насквозь отравленное, но гораздо более приспособленное к «перепадам внешних температур».
Лори: Еще не всплыл. Но должен приехать на свадьбу
Данте: Когда?
Лори: 27 ноября, через две недели
Данте: Значит, пора
Я смотрю на экран телефона и как заевшая пластинка повторяю, что ненавижу его.
Но сколько бы раз я это не произнесла, суть не изменится — Данте прав. У нас есть план действий, определенная последовательность, запрограммированная на обязательный успех с наименьшими потерями и с минимальной степенью риска.
— Я уже говорю и думаю как ты, — смеюсь в телефон и даже подмываю записать ему голосовое, но вовремя вспоминаю, что Данте их терпеть не может и ограничиваюсь коротким «Хорошо» в ответ.
Раз у меня сегодня внезапно свободный вечер, то почему бы не посвятить его подготовке?
Глава девятая: Лори