Сомневаюсь, что после такого найдется много желающих упрекнуть меня в том, что я не выдержала сорокадневный траур.
Сегодня на работу еду в темно-сером костюме — он не черный, но ведь и Андрея официально еще не закопали? Пока привожу в порядок волосы, ловлю себя на мысли, что пора все-таки вспомнить о том, что я — женщина, а не ломовая лошадь, и устроить себе один бьюти-день: покрасить и подстричь волосы, сделать комплекс уходовых процедур для лица, массаж стоп, всякие обертывания для рук. Короче, полный прайс, чтобы вернуться домой поздно ночью и завалиться спать.
— Валерия Дмитриевна, — Миша как всегда стережет меня у двери, чтобы сразу ее открыть. — Примите мои соболезнования.
— Принимаю, но, пожалуйста, не напоминай мне об этом больше. Хорошо?
Он согласно качает головой, занимает место за рулем и до самого офиса мы едем в полном молчании. Я нарочно делаю себе полный игнор всех с новостных каналов — не захожу ни в ютуб, ни в социальные сети. Пару дней такой самоизоляции точно пойдут мне на пользу. Вместо этого достаю из сумки свою электронную книгу, мысленно отчитывая себя за то, что очень давно не брала ее в руки. Настолько давно, что открывая книгу на месте последнего чтения, с трудом вспоминаю, что вообще читала.
Ладно, не тот случай, когда чтение может меня отвлечь.
В конце концов, можно ведь просто посмотреть в окно.
Когда приезжаю в офис, нарочно медленно иду по холлу, наблюдая на перекошенные лица сотрудников, которые понятия н имеют, что им делать — выражать соболезнования или подождать, пока я сама официально объявлю себя вдовой. Беру ситуацию в свои руки (исключительно ради собственного же блага). Прошу помощницу собрать всех сотрудников в холле, а пока жду — запиваю горсть «беременных» витаминов целым стаканом воды.
Трачу еще пять минут на то, чтобы объявить всем собравшимся, что новость о трагической гибели Андрея Юрьевича — не фэйк. Прошу отнестись с понимаем к тому, что в ближайшее время могут возникать розного рода слухи, от которых я хотела бы максимально отгородиться. И на всякий случай предупреждаю, что если кому-то захочется мусолить эту тему в стенах «ТехноФинанс» — увольняю без предупреждения и выплат. Конечно, это вообще ничего не гарантирует, но по крайней мере они не будут делать это так демонстративно.
А еще через час в кабинете появляется делегация во главе с нашим главным юристом, который курировал все связанные с проверкой вопросы. Я его точно не вызывала, тем более — с такой довольной рожей.
— Валерия Дмитриевна, хорошие новости! — с порога, как слон, трубит Костюшко, и тут же сам себя одергивает. — Прошу прощения. Я не хотел чтобы мои слова задели ваш траур и…
— Что случилось? — перебиваю его, чувствуя, как предательски холодеет копчик. В последний раз такое случилось за минуту до того, как на пороге мой квартиры появился Завольский-старший вместе со своими дуболомами.
— Вот! — Костюшно триумфально — разве что не пританцовывая — кладет передо мной увесистую стопку распечаток. — Только что приехал оттуда, — тычет пальцем в потолок, явно имея ввиду не посиделки с Господом богом, — конечно, штрафы нам впаяли будь здоров, но по самым главным статьям…
Я перестаю его слушать.
Пересматриваю бумаги.
Это какой-то…
Все основные «тяжелые» статьи против «ТехноФинанс» так или иначе смягчили. Суммы штрафов, конечно, заоблачные, но это вообще ни о чем, если понимать, что альтернативой тюремный срок и конфискация. А теперь нужно просто навести порядок в документах (их перечень занимает львиную долю всей этой пачки), заплатить в госказну и… танцевать на свободу с чистой совестью.
— Если честно, — Костюшко понижает голос до полушепота и смахивает невидимый пот со лба, — я был уверен, что на этот раз мы не вывезем. Еще и без Юрия Степановича.
У меня медленно темнеет в глазах.
Нет, сознание на месте и я прекрасно соображаю. Просто веки закрываются сами собой — наверное, чтобы не видеть творящегося вокруг хаоса.
— Спасибо, вы свободны. — Взглядом выпроваживаю юриста за дверь, достаю телефон и набираю Вадима.
Это его рук дело, потому что свисток у спущенных с цепи псов был в его руках. Это больше никому не од силу, тем более — старому борову из-за бугра, как бы он ни пыжился.
— Тебе выразить соболезнование? — без приветствия, сухо и с легкой иронией интересуется Авдеев.
— Ты там вообще охренел?! — ору в трубку, так крепко сжимая пальцы вокруг стального корпуса телефона, что начинают ныть ладони.
Пауза.
Несколько секунд, пока Вадим соображает что к чему. Хотя это настолько очевидно, что других вариантов просто и быть не может.