Да только иностранцы народ тертый, им с разными дикарями в разных странах приходилось иметь дело, так что все эти "стратегии" для них открытая книга, разве поначалу кто-нибудь из некрупных споткнется. Приходят "на пробу", чтобы посмотреть, а серьезные проекты только под серьезные - в первую очередь государственные - гарантии. Вот почему иностранные инвестиции у нас где-то на уровне Эстонии - и на порядок (если не на два) меньше, чем в Китае.
Да что инвестиции - честности не хватило даже на то, чтобы устроить свободные экономические зоны, которые успешно использовали чуть ли не все бывшие коммунистические страны. Сразу выявилось столько лжи, столько обмана, столько воровства, что ни одна так и не начала функционировать нормально, ни одна не сыграла своей роли в оживлении экономики.
Результаты видны всем. Трудовая этика, предпринимательская этика у нас иждивением РПЦ таковы, что об экономическом подъеме при опоре на наши традиционные, в основе своей православные и дохристианские, ценности и думать нечего. Превратить ухоженную Восточную Пруссию, доставшуюся нам после Второй мировой войны, в разоренный край под названием Калининградская область - это пожалуйста. Что другое - никак не выходит. Не потому, что русские не могут - русские как раз могут. Они могли и эту ухоженность сохранить и приумножить, если бы за это взялись староверы, молокане, духоборы или кто другой. А вот русские, окормлявшиеся или окормляемые РПЦ, действительно не могут.
Еще И.С. Аксаков вопрошал Россию: "Отчего все, что ни посеешь в тебе доброго, всходит негодной травой, вырастает бурьяном да репейником? Отчего в тебе - как лицо красавицы в кривом зеркале - всякая несомненная, прекрасная истина отражается кривым, косым, неслыханно уродливым дивом?" /76/. Сходными вопросами задавался П.Я. Чаадаев, который недоумевал: почему везде христианство вело к свободе, а у нас - к рабству, к крепостничеству? "Как могло случиться, - писал он, - что самая поразительная черта христианского общества как раз именно и есть та, от которой русский народ отрекся на лоне самого христианства? Откуда у нас это действие религии наоборот? Не знаю, но мне кажется, одно это могло бы заставить усомниться в православии, которым мы кичимся" /77/. И сомневающиеся есть. Более того, есть несомневающиеся в том, что именно наше официальное православие несет ответственность за бедственное положение страны.
Закончим эту главку примерно тем, чем начали. Конечно, экономическое процветание не есть критерий истинности религии. Но вот отсутствие процветания, да еще на протяжении тысячелетия, бесспорно, есть надежный критерий ее неистинности и неугодности Богу. И непригодности и бесполезности для данной страны, для данного народа. Что было ясно многим нашим мыслителям, и особенно ясно становится теперь.
Нарциссизм
Удивительное дело: при таком скверном "послужном списке", при вызывающей очень мало уважения истории, при неспособности указать выход из бед народных и государственных, при нынешнем катастрофическом как количественном, так и качественном состоянии русского официального православия, оно чрезвычайно нравится самому себе и не обинуясь твердит миру, что только оно-то и есть подлинная христианская вера. А все прочее христианство - не что иное, как сонм ересей и лжеучений. И даже другие православные церкви не вполне православны, вернее, говорят фундаменталисты, совсем неправославны, начиная с Константинополя.
Но еще Е.Н. Трубецкой, замечательный христианин и замечательный православный, писал: "Неискаженный облик Христа считаю не конфессиональным, а сверхконфессиональным и окончательно отказываюсь верить, что Он в православии менее искажен, чем на Западе. Только у каждого искажение свое..." /78/. РПЦ в целом так не считает, она вовсе не стесняется своего филетизма, открыто выставляет его напоказ и легко низводит всемогущего христианского Бога до уровня племенного божка.
Это особенно ярко проявилось в русском мессианизме, в убежденности, что русский народ - избранный народ, новый Израиль, которого (и только его) возлюбил Господь. Но еще В.О. Ключевский в "Курсе русской истории" объяснил, что величайший порок нашего церковного общества заключался в том, что "оно считало себя единственным истинно правомерным в мире, свое понимание Божества исключительно правильным, Творца вселенной представляло своим собственным русским Богом, никому более не принадлежащим и неведомым". Наши нынешние православные орлы по сей день убеждены в этом. Однако, писал В.С. Соловьев, "Признавая себя единственным христианским народом, а всех прочих считая "погаными нехристями", наши предки, сами того не подозревая, отреклись от самой сущности христианства" /79/. (Далее В.С. Соловьев пишет, что эту мысль заронили в русских как раз греки-попрошайки: клянча деньги, они так усердно превозносили Московское царство, что московиты и впрямь уверовали в свое избранничество. Так что "византийская мертвечинка" и тут сыграла свою роль.) А Е.Н. Трубецкой так отзывался о мессианизме: "Народ, "смиренно мнящий себя Мессией" и в качестве такового гордящийся своим преимуществом перед другими народами, просто-напросто смешивает в своем лице черты Христа и Вельзевула. Нужна большая степень ослепления, чтобы не видеть здесь петушиные ноги у ангела..." /80/.
Наше православие и по сей день восхищается собой, самообожание представлено в нем чрезвычайно щедро. Оно почти совсем не говорит о Христе, оно говорит исключительно о себе самом. Если другие христиане говорят, как важно прийти ко Христу, оставаться с Христом, быть во Христе, то от наших слышишь только, как важно прийти к православию и быть в нем. Оно самодостаточно, все остальное для него лишнее - в том числе Христос. Наше православие воистину уподобляется Великому инквизитору, которому Христос только мешал. Да и Достоевский, при всей его гениальности как художника слова, плохо знал, как обстоят дела в далекой Севилье, зато хорошо - как они обстоят в России, и в этой легенде невольно отразил именно русский опыт, никак не испанский.
Он не только в этом промахнулся, это он писал: "И, может быть, главнейшее предызбранное назначение народа русского в судьбах всего человечества и состоит лишь в том, чтобы сохранить у себя этот образ, а когда придет время, явить этот образ миру, потерявшему пути свои!" Кто именно потерял пути свои - показал ХХ век. Россия в нем была и монархией, и короткое время демократической республикой, и 70 лет в ГУЛАГе, в коммунистическом пленении, куда вроде опять просится, не преуспев в демократических преобразованиях. И с подобной историей говорить о наличии какого-то духовного стержня в виде православия?