Но все мое красноречие пропало втуне. Петя начал говорить о свободе, которую проповедуют эти люди, о невозможности учреждения правительства. О необходимости упразднить все политические структуры, чтобы на первый план вышел индивид (причем слово «политические» прозвучало в качестве ругательства). Церелем разглагольствовал еще долго, но мы-то знаем, что все эти речи о независимости являются всего лишь оправданием собственной вседозволенности и аморальности.
Пока строились наши суда, многие народы побратались. Некоторые корабли – «Вильям де Морган», «Грей Лантерн» и «Корона», насколько я помню, – ввели комендантский час и запретили доступ на борт всем, кроме собственного экипажа. Обычно такие меры принимались по религиозным соображениям и потому встречали понимание. Но на «Алсе» не существовало никаких ограничений. Люди приходили и уходили, появлялись там и наши. Сейчас безнравственность, которая у всех ассоциируется с алсианами, приобрела сексуальный оттенок. Многие мои люди пали жертвой соблазна.
Это довольно неприятная тема. Хотя мы и должны внимательно рассмотреть ее как возможную причину возникших впоследствии проблем, у меня нет никакого желания углубляться в подробности.
В отличие от большинства цивилизованных обществ, алсиане запрещают мужчинам пользоваться контрацептивами. Сильному полу отказано в контроле над рождаемостью, отказано в праве, данном им Богом. Вместо этого применение противозачаточных средств является целиком заботой женщины. Она даже не скажет, собирается ли она зачать ребенка или нет, а алсианскому мужчине не придет в голову спросить. У отцов нет никаких прав. Напомню, что человек вообще не имеет прав как таковых по законам анархии. Между несколькими членами моего экипажа и женщинами с «Алса» возникли недоразумения, результатом которых стали незапланированные беременности. За несколько недель до старта состоялся мой второй визит на «Алс». Я говорил с несколькими людьми в попытке вернуть детей отцам, которые в соответствии со всеми правилами имели одинаковые права с матерями. Существовало два решения: мы могли предоставить матерям жилье на «Сенаре» или же установить порядок посещения «Алса» отцами. Но никто не собирался обсуждать со мной эту проблему. Меня встретили пустые лица, в глазах было непонимание. Алсиане не только были совершенно уверены, что дети принадлежат матери до полового созревания – а после этого, похоже, вообще никому, – но даже и не представляли, что может быть иначе.
Я снова и снова боролся за права семьи – ибо что есть племя, как не большая семья? – но меня не слушали. Или, если быть точным, слушали, но не слышали. Вот и еще одна привычка алсиан, доказывающая их социальную неадекватность. Они слушают вас и отвечают на вопросы, но только если вы вызвали у них интерес. Если им скучно, пусть совсем чуть-чуть, они просто уходят без элементарного «до свидания». Я сталкивался с подобной грубостью много раз.
Проблема детей вызвала большой скандал. Только «поимка» кометы и последовавшая за этим спешка и занятость вытеснила ее на второй план. Мы упустили момент, когда что-то еще можно было изменить. После старта все офицеры заняли свои места на «Сенаре», и контакт с детьми прервался. Я иногда думаю, что, если бы мы до путешествия решили этот вопрос, возможно, войны и не случилось бы. Но ничего не поделаешь. Мы «поймали» комету и вскоре летели к новому миру, все больше удаляясь от родины.
Год ускорения – трудное время. Заниматься почти нечем, и слишком легко горе поглощает все мысли. Офицеры, зачавшие детей, конечно, потеряли уважение, но они все еще оставались членами команды. Из них самым старшим по званию был подкапитан, его понизили до майора, а на освободившееся место назначили меня. В основном из-за алсианских женщин пострадали военные, лишь некоторые гражданские и техники присоединились к ним в несчастье. Они собирались вместе и делились переживаниями.
Многие симпатизировали беднягам. На сочувствие скорее всего подталкивала сама атмосфера, создавшаяся на корабле во время ускорения, то есть пребывание в ограниченном пространстве, которое вызывало что-то вроде клаустрофобии. Возможно, здесь повлиял факт близости скандала к верховному командованию. Я лично знал подкапитана Белтане и уважал его. У него умерла жена, и несчастного Белтане околдовала алсианка. Карьера перестала иметь для воспылавшего страстью мужчины всякое значение.
Это был период, когда люди легко поддавались эмоциям. В тот момент, да еще в обстановке назревающего скандала, ситуация могла выйти из-под контроля. Тяжелое время требовало жесткого руководителя, образца достойного поведения. Но капитан Туриан оказался медлительным человеком. Он видел только предательство, другая сторона истины ускользала от его понимания.
Как подкапитан, я попытался успокоить людей. Организовал спортивные соревнования, музыкальные фестивали. Церковные хоры состязались за звание лучшего. Проводились фортепьянные концерты. Мы собрали семь футбольных команд, объединили их в лигу и устроили двухкруговой турнир. Футбол пользовался особой популярностью, мне даже пришлось отдать часть центрального парка под постройку второго стадиона. Появились спортивные залы для военных, проводились дополнительные тренировки для гражданских, желавших улучшить свою физическую форму.
Позвольте мне описать «Сенар» до посадки и превращения его в прекрасный город. Тогда он занимал мало места: купол закрывал полувакуумный отсек, в котором хранился груз. Под куполом располагался парк дивной красоты: чудесные зеленые лужайки, белые мраморные дорожки, центральный канал, несший свои воды от фонтана к маленькому озерку и по подземным трубам протекавший обратно к фонтану. В воде лениво плавали карпы и форель, иногда посверкивая своими розовыми брюшками на поверхности. Открытые полянки скрывались меж холмами. Деревья и кусты обещали прохладу, тишину и тайну. Имелось три эстрадных площадки и беговая дорожка.
Люди купались в реке, добродушно щекотали спокойных рыб. Гуляли с любимыми по парку, целовались в тени деревьев, слушали чтецов, сидели на лужайках. В центре этого Эдема возвышалась серебряная стела высотой в четыреста метров, державшаяся на тросах, прикрепленных к куполу. На самой ее верхушке сиял золотой шар, самое лучшее искусственное солнце, которое можно получить за деньги. Оно освещало наш маленький мирок, и люди грелись в его лучах. Рядом со светилом даже плавали искусственные облака игрушечных размеров, которые время от времени в соответствии с программой выплывали из специального устройства и отбрасывали тени на лежавший внизу парк. На закате свет рукотворного солнца постепенно становился красным, переходил в сумерки и совсем умирал, превращаясь в ночную мглу. На рассвете появлялись розово-жемчужные отблески, которые затем медленно перетекали в яркий блеск радостного дня.