Карлос, увидев это, так разъярился, что набросился на модель с кулаками, повалил на пол студии и попытался повыдергать все ресницы острым пинцетом.
В общем, у Шейлы осталась искривленная носовая перегородка и испорченная репутация.
Но фотографии получились ослепительно красивые. Они были центральным элементом всей рекламной кампании. Лицо и тело Шейлы оказались на каждом рекламном щите, в каждом журнале и на каждой упаковке мыла.
С тех пор никто больше не уделял столько внимания ее телу, даже муж, и хотя пленница немножко боялась и не понимала Капитана Сомпорна, она совершенно точно знала, почему он так пристально смотрит.
Шейла налила в ладонь немного шампуня и стала мыть голову. Повернулась, встала лицом к Капитану, смывая с волос мыльную пену.
Взглянула на него, надеясь уловить малейшие признаки реакции, хоть какие-то подсказки. Облизнет губы? Моргнет? Быть может, вздрогнет? Но Капитан лишь пыхтел сигаретой и наблюдал — спокойно и невозмутимо.
Она закончила мыться, взяла полотенце, и тогда он спросил:
— Что едят в Швеции?
Шейла никогда не бывала в Швеции, зато ходила в «Икею» — огромный магазин шведской мебели, в котором было кафе.
— В основном тефтели. Лосось. И бруснику.
Сомпорн допил пиво, полез за новой бутылкой в холодильничек у стены.
— Бруснику?
— Шведы ее обожают.
Капитан открыл для нее бутылку «Сингха». Пленница наклонилась и с удовольствием взяла протянутую бутылку, даже не думая прикрыть грудь полотенцем. Сомпорн резко вздохнул от близости ее тела, но не попытался потрогать.
— Как она выглядит?
— Брусника?
Сомпорн кивнул. Шейла попыталась вспомнить пятно красного соуса на тефтелях в кафе в «Икее».
— Маленькие ягоды. Круглые, красные. Из них соус делают.
Она присела на край узкой кровати Сомпорна. Уронила полотенце, взяла бутылочку кокосового масла и медленно стала намазывать тело.
— Ты пробовала?
Шейла кивнула.
— Они кисло-сладкие. Немного похожи на здешний фрукт.
— На мангостан?
Пленница не ответила — рассматривала, как кожа блестит от масла. Ощущения были приятные, лучше любой грязевой ванны или травяного обертывания.
Ей вдруг показалось, что они с Сомпорном — как будто отдыхающие любовники, согретые лучами недавнего секса. Именно такие моменты и нравились ей больше всего, даже если секс не всегда доставлял удовольствие; настоящая близость наступала потом, после…
Сомпорн опять закурил.
— Это же вредно!
Он согласно кивнул, махнул рукой.
— Дым прогоняет комаров. Не хочу, чтобы жалили твою прекрасную кожу!
Шейла невозмутимо втирала кокосовое масло в кожу груди, намазывала шею и плечи. Потом посмотрела прямо в глаза Сомпорну.
— Намажешь мне спину?
Он кивнул и взял бутылочку. Шейла повернулась к нему спиной и стала ждать. Капитан Сомпорн уселся на койку и стал втирать масло в женскую кожу: он делал это так медленно и нежно, что она чувствовала, как дрожат его руки. Пыталась расслабиться, но с изумлением почувствовала, что ее это заводит.
Шейла сидела лицом к темной стене и ничего не видела, кроме теней, отбрасываемых фонарем, как в теневом кукольном театре. Только ощущения — прикосновения рук Сомпорна, сладкое масло, увлажняющее кожу, густой аромат табака, мешающийся с сильным запахом кокоса, и пьянящий привкус пива; слышала, как шипит фонарь, как влажно чавкает втираемое в кожу масло.
С ослепительной ясностью Шейла вдруг поняла, что вот это и есть настоящая близость. Ничего общего с сексом.
Торк попросил консьержа разбудить его утром. Странно. В обычных обстоятельствах он просто спал бы, сколько спится, сколько позволили бы биологические ритмы, дающие телу отдохнуть. Но сейчас ему хотелось встать как можно раньше. Попасть в банк к самому открытию.
Зазвонил телефон. Чертовски громко, резко, противно… Мерзейшая штука эти портье, подумал Торк.
Он выбрался из кровати, поплелся в ванную. Пожалуй, лучше побриться, умыться, выглядеть прилично. Никто не выдаст миллион долларов наличкой тому, кто выглядит как бомж.
Торк надел чистую белую рубашку и черные джинсы (живот вывалился поверх пояса, точно хлынула океанская волна) и вышел из номера.
Носильщики бросились ему навстречу, однако Торк покачал головой — некогда, да и чемодан легкий.
У отеля не оказалось ни одного такси; предупредительный швейцар предложил вызвать машину по телефону. Торк спросил про грязный «тук-тук» на подъездной дорожке. Швейцар пытался уговорить его дождаться такси — ведь «тук-тук» шумит и воняет… Но Торку было все равно, его ждало Настоящее Дело!
Торк забрался на заднее сиденье «тук-тука» и попросил водителя отвезти его в Банк Пхукета на Пхукет-роуд в городе Пхукет. Водитель завел мотор, «тук-тук» резко дернулся, фыркнул и выпустил ядовитое облако дыма. Когда трехколесная повозка набрала скорость и, пошатываясь, загрохотала по дороге, Торку уже казалось, что он оседлал поломанную газонокосилку.
Водитель улыбнулся Торку и решительно вырулил за поворот. Мимо пронесся гудящий автобус. Торк заорал:
— Что за черт?! Чувак, ты что творишь?!
Водитель кивал и улыбался.
— Автобус. Большой автобус.
Не поспоришь.
— Да уж… Большой автобус. Мертвый басист.
Торк разглядел, что «тук-тук» старательно украсили. Сиденья были обтянуты яркой тканью с геометрическим узором, на зеркале заднего вида болтался полумесяц. Арабские письмена вились по всей поверхности крыши, а над лобовым стеклом была приписка по-английски: «Славьте Аллаха! Нет большей чести, чем смерть во имя Аллаха!»
Музыкант вцепился в сиденье — «тук-тук» с лязгом несся вниз с холма, точно японский камикадзе, мотор грохотал, не справляясь с оборотами, подвеска — если она там, конечно, была — тряслась и дребезжала.
Торку стало страшно. А вдруг чиновник из Бюро иммиграции прав? Что, если в этой части Таиланда кишмя кишат террористы?
«Нет большей чести, чем смерть во имя Аллаха!» Какого черта?
Торк изо всех сил вцепился в дверцу «тук-тука». Когда машинка въехала в город, ему стало чуть лучше. «Тук-туку» пришлось замедлить ход из-за городского движения; водитель маневрировал по улицам, объезжая мусорные баки (по крайней мере Торку казалось, что эти штуки вдоль домов — мусорные баки) и уворачиваясь от мотоциклов, самокатов, автомобилей и таких же трехколесных недоразумений. Будто они участвовали в какой-то гонке, тут и там выгадывая сомнительное преимущество.
Наконец шофер ударил по тормозам у Банка Пхукета; Торк испытал облегчение. Пошатываясь, он выбрался из машинки, заплатил шоферу (оставив тому непомерные чаевые, словно в благодарность за то, что остался жив) и понес свой чемодан в банк.
Ему понравилось, что здание и впрямь выглядело как современное, точно где-нибудь в Канзасе или Олбани.
Кондиционер исправно гнал прохладный чистый воздух, и хотелось просто стоять неподвижно, пока на коже не высохнут капли пота. Какая все-таки благодать эти кондиционеры!
Управляющий банком (некто с именем столь длинным и так набитым гласными, что Торк не мог не только запомнить его, но и повторить, хотя имя было написано на визитной карточке) тут же вскочил, чтобы приветствовать гостя. Он стал воодушевленно кланяться — местный «вай» со сложенными перед собой руками, — затем пожал Торку руку на западный манер — так твердо, что хрустнули костяшки пальцев.
Предложив гостю чашку чая (Торк отказался), управляющий проверил его паспорт, попросил подписать несколько документов, а потом повел мимо охранников с автоматами в хранилище.
Наконец управляющий зазвенел связкой ключей, открыл маленькую дверцу, выкатил металлический ящик на колесиках, откинул крышку и отпер еще одну коробочку. Совсем как русская матрешка: запертый металлический сейф заперт в металлическом ящике, запертом в бетонном подвале.