— Как видишь! Хотя, скажу тебе откровенно, рассчитывать на такой исход не приходилось!
— Слушаю, — серьезно произнес мужчина, оставаясь совершенно безучастным к легкомысленному веселью братца.
— Э, нет! Не так просто! Попробуй угадать, как я остался жив, когда эти ублюдки сделали все возможное, чтобы подобного не произошло!
На такое предложение Рэйн и вовсе отказался отвечать, лишь многозначительно изогнул черную бровь.
— Ну, тебе что, сложно подыграть в честь моего спасения?! Обещаю, ты не пожалеешь, если попробуешь!
Смерив брата тяжелым взглядом, Рэйн глубоко вздохнул, напоминая себе, что его боль — его проблема. Раздражение, которое он испытывает постоянно от глупой болтовни, что ослабляла его концентрацию над собственными ощущениями, не должно затрагивать ни семью, ни работу.
— Тебя воскресил жрец Двуликого, — неохотно вступил он в игру, предположив самое нереальное из того, что могло бы быть, лишь бы поскорее перейти к сути.
Но вместо очередного смешка лицо брата вдруг стало серьезным, и он несколько разочарованно пробормотал:
— Как это-то ты узнал?
— Прости? — уже раздраженно бросил Рэйн, не понимая, к чему ведет его чересчур легкомысленный брат.
— Это должно было стать сюрпризом! Как ты узнал?
— Узнал о чем? — все еще спокойно переспросил Рэйн.
— О жреце Двуликого, ты же сам сказал!
— Повтори, — скупо бросил он, решив, что ослышался либо же что брат сейчас начнет глупо хихикать и восклицать, что сумел-таки обмануть старшего брата.
— Меня спас первородный. Ты что, издеваешься надо мной? Сам же все уже выведал ума не приложу как, так еще и меня заставляешь повторять, — Эрдан казался не на шутку задетым, что его ожидания не оправдались. И, вместо того чтобы увидеть неподдельный интерес брата, он чувствовал, как закипает в нем гнев.
— Первородные исчезли не одно десятилетие назад, ты ведь должен был хоть чему-то научиться на тех бесчисленных уроках, что оплачивал твой отец? — Обжигающий прищур черных глаз задел Эрдана за живое. Совсем не так он представлял себе реакцию брата, когда сообщит ему умопомрачительную новость о целителе, которому подвластно не только исцелять раны и легкие хвори. Эрдан представлял себе, как вечно невозмутимый Рэйн будет благодарить его, едва ли не валяясь в ногах, стоит ему узнать, что Эрдан привел того самого целителя в их дом!
— Скажи это мерзкому старикашке, что я доставил для тебя, между прочим, и который наверняка уже наделал в штаны от страха в наших родовых подвалах, — зло огрызнулся Эрдан, порядком раздраженный тем пренебрежением, с которым разговаривал с ним старший брат.
— Еще раз! — Рэйн и сам не помнил, когда в жизни он не мог понять то, что ему говорят, с первого раза. Но сейчас произнесенное Эрданом больше всего походило на горячечный бред. Ему не дал погибнуть первородный? Хорошо, допустим. Хотя больше всего походило на то, что младшего брата просто надул мошенник, который выдал себя за жреца Двуликого. Но Эрдан-то верит, что целитель настоящий! И что приходит на ум его брату? Посадить величайшую драгоценность их мира, возможно последнего представителя редчайшего дара, на цепь. Боги, за что?! Хотелось воскликнуть мужчине, но вместо этого он лишь ждал, когда Эрдан наконец пояснит то, что с ним произошло. Под конец рассказа брата Рэйн думал лишь об одном: в кого его брат родился таким… хотя о чем это он, ясное дело, в кого — в мать.
— То есть, — чересчур спокойно начал Рэйн в то время, как с лица Эрдана начала сползать восторженная улыбка. Младший брат всегда чувствовал, когда надвигается гроза. — Ты совершенно серьезно заявляешь мне, что оглушил первородного, надел на него петлю Двуликого и приковал цепями в пыточной? — вкрадчиво поинтересовался Рэйн.
— Да… — несколько растерянно кивнул брат.
— И все это ты провернул с мыслью о том, что он станет лечить меня?
На этот раз Эрдан лишь коротко кивнул и вздрогнул, когда Рэйн начал перебирать пальцами, мягко ударяя подушечками по поверхности стола. Взгляд старшего брата стал несколько отстраненным и как будто бы стеклянным. Эрдан хорошо знал, что именно так, с того самого момента как тело его брата начала жрать болезнь, он выражает крайнюю степень ярости. Не было ни криков, ни гневных слов, лишь этот мягкий ритмичный перебор пальцев по деревянной поверхности стола.
— Я надеялся, — тихо сказал он спустя продолжительную паузу, — что ты умнее, — холодно бросил он.
И эти простые слова, не несущие в себе ни гнева, ни тени другой эмоции, били куда сильнее, чем любое ругательство. Только Рэйн мог заставить его почувствовать себя настоящим ничтожеством, бросив всего одно простое слово.