— Женщину? — изумленно воскликнул он.
Я лишь обреченно закатила глаза. Мужчины всегда такие мужчины…
— Чтоб приходила ко мне в обед, убирала и готовила до моего возвращения, в вещах не копошилась, разве что стирала то, что я буду специально для нее оставлять.
— Это все?
— Не совсем, толстож…х пациентов, то есть элитных пациентов, в отдельный день буду принимать, ясно? А теперь — меня покормить, помыть и начнем с тебя.
— Вы что, — усмехнулся он, — хотите сказать, что можете меня вылечить?
— Именно это я и сказал, — прямо взглянула я на старшего Ариен, который, судя по всему, несколько ошалел от моей напористости.
Но это он зря, я еще только начала.
— И еще кое-что: прошу отдельно запомнить, что мне нервы не трепать и не доставать по пустякам, я этого не люблю. Стиль в одежде я не меняю. Я сын Элио, так было, есть и будет. Так что в ваши имперские платья влезать не собираюсь. — Имперцы и впрямь в одежде отдавали предпочтение тогам и туникам. Разве что стоящий передо мной аланит не показывал обнаженных ног и под туникой носил черные широкие штаны, заправленные в сапоги. — Отдельно запомни, что в душу ко мне лезть не стоит, личные вопросы игнорируются вне зависимости от того, кто их задает. Если будешь соблюдать договор, то и я буду полезен для тебя. Так что? Договоримся?
— Что ж, — медленно проследовав до занимаемого им кресла, начал Рэйнхард. — Все вами перечисленное вполне приемлемо для меня, но, как вы и сказали, сперва я должен увидеть, чего стоят ваши умения, — осторожно сел он в кресло, и это было неудивительно, учитывая его состояние. — Пока вы и ваш ассистент разместитесь в доме семьи Ариен. У вас будет время до вечера, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Вечером же мы встретимся в моих покоях. Сэптим…
— Погоди-ка, который сейчас час, сначала скажи?
— Два часа ночи, — тут же ответил он. — Все?
— Теперь да. Сэптим! — позвала я.
— Проводи гостя, — закончил за меня мужчина, никак не показав своего отношения к состоявшемуся разговору.
Как бы странно это ни прозвучало, но я была довольна тем, как заканчивается этот день. В нем не нашлось места насилию над моей замечательной личностью. Конечно, то, что мне как следует дали по голове, надели петлю Двуликого, приковали цепями к стене, чуть не дали умереть от разрыва мочевого пузыря, поваляли по каменному полу, было малоприятно, но не сказать, чтобы настолько ужасно, чтобы я долго об этом переживала. Конечно, я не была в восторге и от предстоящих перспектив относительно работы на благо империи. И вовсе уж не собиралась задерживаться тут. Должно быть, если бы на меня взглянул кто-то со стороны, то сказал бы, что я избалованная себялюбивая гадина, раз не желаю делиться тем, чем так щедро наградил меня Двуликий. Возможно, так оно и есть. Хотя лично для меня все выглядит в несколько ином свете. За прожитые годы, как мне кажется, я отдала достаточно за непрошеный Дар и давно уже никому и ничего не должна. Все, чего я так давно жажду, — это покой. Мой Бог коварен, он многолик, и дары его никогда не бывают однозначны. Это понимаешь с годами, но понимаешь…
Вот такие меланхоличные мысли роились у меня в голове, в то время как я устало плелась за пожилым человеческим мужчиной. Молчал он, молчала я, и ни один из нас не чувствовал себя вправе нарушать уединение друг друга… ну ладно, просто нам не о чем было говорить. Я устала и все, чего хотела, — это есть, спать и мыться. Но, как бы ни мечталось все сделать именно в такой последовательности, придется начать с последнего.
Бесконечные коридоры сменялись подъемами и вновь перетекали в коридоры, и как-то так незаметно мы оказались на открытой галерее, ведущей в жилую часть этого родового гнезда, которое было отделено от городской суеты внушительной каменной стеной, парками, садами и даже крошечной речушкой. Ночной теплый ветер, пропитанный ароматами жаркого летнего дня, ночных южных цветов и трав, нес толику морской прохлады и умиротворения. Я с удовольствием прикрыла глаза, подставив лицо под искусные ласки ветра, с тоской и нежностью вспоминая время, когда такие ночи были только нашими. Когда мы, тогда еще совсем юные первородные целители, вступали на жизненный путь предназначения и долга. Тогда все казалось другим: проще, интереснее и непременно с прекрасным светлым будущим впереди.
— Вы идете? — вывел меня из не к месту начавшейся меланхолии мой сопровождающий. — Ваша комната наверняка уже готова.
— Радостно слышать, — буркнула я. — И не вздумайте мне ассистента под бочок подсунуть. Он не для таких дел мне надобен, так что выделите ему отдельную комнату и довольствие.