* * *
У каждого ордена свое призвание, своя миссия, свои деяния. Я выбрал семь орденов среди самых типичных, но кроме них, согласно данным Папского Ежегодника (Аннуарио Понтифичо), существует еще 72 ордена, не считая женских общин, и мне пришлось обойти молчанием крупные духовные семейства, такие древние, как Премонтанцы, или молодые, вроде Малых Братьев Шарля де Фуко. Все они различны в чем-либо, часто во всем. Белые Отцы не произносят обетов, тогда как трапписты только это и произносят. Деятельные ордена никогда еще не были так вовлечены в мир, созерцательные ордена никогда не казались столь отдаленными от него. В то время, как некоторые монашеские начинания в плане социальном подсказывают слово «революция», другие, в плане духовном, напоминают самую древнюю традицию. Одни добираются до границ марксизма, другие возвращаются к святому Иерониму. Это двойное движение на расширение и на сжатие, к апостольству и к отшельничеству, к миссионерскому распространению и доктринальному сплочению есть постоянный ритм Церкви со дня ее основания. Таково также движение сердца.
* * *
У каждого ордена свой характер, свои законы. Тут мне, вероятно, сделают упрек: всех этих монахов я видел без недостатков, все монашеские общины я мыслил верными их идеалу.
Бывают плохие монахи, но плохой монах недолго ведет монашескую жизнь. Невозможно прожить шесть месяцев в созерцательном (например) монастыре без очень сильного призвания. В одиночестве и тишине картезианского монастыря все мелкое в короткое время или умирает с голода или пожирает своего хозяина. Конечно, человеческая природа ужасно живуча, изобретательна, умело везде восстанавливает себе комфортабельные условия — даже в тюрьме, траншее или воронке от снаряда. Она похожа на растения с длинными и гибкими корнями, которые пролезают между камнями и будто угадывают сквозь них, где земля. С некоторыми определенными склонностями к вегетативной жизни отшельник вместо ангела может превратиться в огурец. Это — профессиональный риск. Но жизнь монастырского огурца имеет так мало общего с существующим представлением о комфорте, что и этот провал все еще похож на удачу. Для многих из нас монах это человек, который посредством трех обетов, соответствующих трем указаниям Евангелия, явно вышедшим из употребления, разрешил проблему, которую ему подобные не успели даже задать себе: проблему своего конечного назначения среди людей, решающих проблемы финансовых затруднений в конце месяца. Мы забываем, однако, что эти три обета, плюс обязательства священства, предполагают исключительное величие души, сияние которого очень редко полностью исчезает.
Монашеские общины — не совершенные общества. Почти все они в течение своего долгого существования прошли через периоды нравственного упадка, которыми мы не раз пользовались для самооправдания. Но если монашеские общества не совершенны, они, по крайней мере, отличаются от других тем, что в стремлении к совершенству — подлинный смысл их бытия и единственное правдоподобное объяснение их возрождений и векового существования. Они тем более являют постоянную направленность к добру, что при их затворническом режиме и узких человеческих границах, какие они себе ставят, они не могли бы долго оставаться ниже своего идеала, не превращаясь в настоящие круги ада (не говорю, что этого никогда не бывало, только думаю, что эти срывы уже описывались достаточно часто). Вполне вероятно, что у них без труда можно найти многие из наших собственных недостатков. Но при нашем неведении их жизни важнее узнать — не чем они похожи на мир, а чем они отличаются от него. Поэтому я и оставил без внимания неудавшихся монахов. Чтобы составить правильное представление о Политехнической Школе, лучше спрашивать тех, кто успешно выдержал экзамены, чем провалившихся кандидатов.