* * *
У каждого ордена есть свое искусство, свой стиль, свои писатели и свои поэты. Эти сокровища известны гораздо больше здесь описанных, и я не счел нужным останавливаться на них потому, что уже и так слишком распространено мнение, будто искусство — единственно возможное оправдание духовной деятельности.
* * *
И, наконец, у каждого ордена свой собственный ритм. Неподвижность созерцателя производит сильное впечатление. Подлинна ли она? Не есть ли это видимая неподвижность светил, ближе других стоящих к центру своего притяжения? Ибо все эти планеты монашеского мира вращаются вокруг одного Солнца на разных расстояниях, с большей или меньшей скоростью. С места, откуда мы их обычно наблюдаем, нам видна лишь их теневая сторона, сторона отрешенности, самоотречения, смерти. Мы не видим сторону, обращенную к свету, сторону солнечного дня и жизни. Я дал несколько картинок этой стороны — как бабочки, ракушки, сувениры, привезенные из далеких стран… Но я надеюсь, что заканчивая это путешествие, читатель увидит, что я и не коснулся темы… Потому что я ничего не сказал о таинственной силе, движущей этим миром, покоряющей и формирующей двадцатилетние души и мускулы; о странной власти, действующей на некоторых людей и заставляющей их любить, в посте и молчании, среди четырех стен, затворническое существование бессрочного заложника; о Тайном Присутствии, наполняющем келью картезианца, так, что можно без всякого парадокса сказать, что картезианец это человек, бегущий от других, чтобы быть менее одиноким; о неведомой радости, ради которой столько сердец отказываются от всех радостей; о незримой красоте, навсегда покоряющей созерцательную душу; об этой тайне, этой силе, этой красоте я ничего не сказал, — а между тем, в ней то и суть книги!